Читать книгу - "Шаман - Ной Гордон"

Той ночью они остались в Рок-Айленде. В салуне Роб весь вечер цедил две кружки пива и слушал похвальбу ветеранов индейских войн, ударившихся в воспоминания.

— Здесь все раньше принадлежало или саукам, или фоксам, — заявил бармен со слезящимися глазами. — Сауки называли себя «саки», а фоксы называли себя «мескуоки». Этим двум племенам принадлежала вся территория между Миссисипи на западе, озером Мичиган на востоке, Висконсином на севере и рекой Иллинойс на юге — пятьдесят миллионов чертовых акров лучшей земли для ферм! Самая большая деревня у них называлась Саук-и-нук, и это был настоящий город, с улицами и площадью! Там жили одиннадцать тысяч сауков, и они обрабатывали две с половиной тысячи акров между Рокки-ривер и Миссисипи. Ну, мы быстро обратили этих краснокожих дьяволов в бегство и сами стали использовать эту шикарную землю!

Истории, которые он там услышал, были байками о кровавых поединках с Черным Ястребом и его воинами, в которых индейцы всегда походили на демонов, а белые всегда отличались мужеством и благородством. Эти байки в основном рассказывали ветераны великих крестовых походов. Их «откровения» представляли собой одну большую и очевидную ложь, мечту о том, что могло бы быть правдой, если бы рассказчики были хоть немного более добрыми людьми. Роб Джей понял, что большинство белых не видели того, что он открыл в этом народе. Белые говорили о сауках так, словно те были дикими зверями, которых обязательно нужно выслеживать и гнать до тех пор, пока они не уйдут с этих земель, чтобы человеческому племени жилось в большей безопасности. Роб же всю свою жизнь искал духовную свободу, которую нашел у сауков. Именно этой свободы он жаждал, когда писал листовку в Шотландии, именно она, как он считал, умерла у него на глазах во время казни Эндрю Герулда. И вот наконец он обрел ее в горстке оборванных, краснокожих чужеземцев. Он ничего не романтизировал; он видел нищету лагеря сауков, отсталость их культуры, равнодушие мира к ним. Но, обхватив ладонью кружку с пивом, пытаясь выказывать интерес к байкам досужих пьяниц о вспоротых животах, снятых скальпах, мародерстве и грабежах, он понимал: Маква-иква и ее сауки — лучшее, что случилось с ним в этом мире.

14

Мяч и палка

Роб Джей наткнулся на Сару Бледшо и ее ребенка совершенно случайно — примерно так иногда удается застать диких животных в редкие моменты расслабленности. Ему доводилось заставать птиц в тот момент, когда они довольно дремали на солнце, только что выкупавшись в пыли и почистив перышки. Женщина сидела вместе с сыном на земле возле хижины, закрыв глаза. Вот только Сара обошлась без чистки перышек: ее длинные светлые волосы были тусклыми и спутанными, а мятое платье, прикрывавшее тощее тело, пестрело пятнами. Кожа у нее была рыхлой, а бледное лицо с заострившимися чертами выдавало болезнь. У маленького мальчика, дремавшего на солнце, волосы были такие же светлые, как и у матери, и такие же спутанные.

Когда Сара открыла свои голубые глаза и посмотрела на Роба в упор, на ее лице проявилась целая гамма чувств: удивление, страх, тревога, гнев, — и, не говоря ни слова, она подхватила сынишку на руки и метнулась в дом. Роб направился к двери. Его уже начали раздражать регулярные, но безрезультатные попытки поговорить с ней через эту деревянную преграду.

«Миссис Бледшо, прошу вас. Я хочу вам помочь!» — крикнул он, но единственным ответом, который он получил, было натужное кряхтение и звук тяжелого засова, заходящего в паз.

Индейцы не вспахивали землю плугом, как белые поселенцы. Вместо этого они выбирали места, где травяной покров был не таким густым, заостренными палками делали неглубокие борозды, в которые бросали семена. Участки с густой и жесткой травой они накрывали грудами обрубленных веток: благодаря этому ухищрению через год дерн перегнивал, а значит, к весне была готова новая территория для посева.

Когда Роб Джей навестил сауков в их летнем лагере, посевная уже закончилась, и в атмосфере витало ожидание праздника. Маква-иква сообщила ему, что, когда последние семена ложатся в землю, приходит время Танца Журавля — самого веселого праздника. И начинается праздник с большой игры в «мяч и палку», в которой участвуют все мужчины племени. Нет никакой необходимости распределять игроков по командам: играют одна Половина племени против другой Половины. Оказалось, что у Длинноволосых примерно на пять-шесть мужчин меньше, чем у Храбрецов. Самый крупный индеец по имени Идет Поет подошел к Маква-икве и заговорил с ней. Эта беседа имела для Роба Джея роковые последствия.

— Он приглашает тебя бежать в «мяче и палке» с Длинноволосыми, — сказала она по-английски, повернувшись к Робу.

— Гм, что ж… — И он глупо улыбнулся. Ему меньше всего хотелось участвовать в играх: слишком свежи были воспоминания о ловкости индейцев и о его собственной неуклюжести. Он уже готов был отказаться, но и мужчина, и женщина смотрели на него с каким-то странным, особым интересом, и он понял, что у приглашения был подтекст, смысл которого он пока не мог раскусить. И потому, вместо того чтобы отказаться от вызова, как поступил бы любой разумный человек, он вежливо поблагодарил их и заявил, что с удовольствием побежит с Длинноволосыми.

На неестественно правильном, школьном английском — как странно слышать его из ее уст! — Маква-иква объяснила, что соревнование начнется в летнем лагере. Победит та Половина, которая сумеет положить мяч в маленькую пещеру на противоположном берегу реки, приблизительно в шести милях вниз по течению.

«Шесть миль!» — Он еще сильнее удивился, когда узнал, что границ у игрового поля просто нет. Тем не менее Маква-иква сумела объяснить ему, что игрок, отбежавший в сторону, пытаясь избежать встречи с противником, оваций не дождется.

Для Роба это состязание было чужеземным соревнованием, чуждой ему игрой, олицетворением культуры дикарей. Так почему же он согласился? Он десятки раз задавал себе этот вопрос той ночью, которую провел в гедоносо-те Идет Поет: игра должна была начаться вскоре после рассвета. Лонгхаус был приблизительно пятьдесят футов в длину и двадцать — в ширину и состоял из переплетенных ветвей, с внешней стороны покрытых кусками коры вяза. Никаких окон в нем не было, дверные проемы с обоих концов были завешаны бизоньими шкурами, однако дырчатая конструкция крыши обеспечивала прекрасную циркуляцию воздуха. Дом состоял из восьми отделений, по четыре с каждой стороны центрального коридора. Идет Поет и его жена, Луна, спали в одном, пожилые родители Луны — в другом, а третье отвели для их двоих детей. Остальные помещения использовались как склады. В одной из таких клетушек и провел беспокойную ночь Роб Джей, глядя на звезды через отверстие для дыма в крыше, слушая вздохи, бормотание во сне, выход газов, а несколько раз — то, что не могло быть ничем иным, кроме как звуками энергичного совокупления. Лежа без сна, Роб Джей долго думал о причинах, заставивших дать такое имя хозяину дома: он ни разу не слышал, чтобы индеец пел, приближаясь к дому, или вообще по какому-нибудь случаю.

Утром, позавтракав вареной мамалыгой из каменной миски — причем в каше, судя по вкусу, присутствовали остывшие угольки и что-то еще, но что именно, он, к счастью, так и не разобрал, — Роб Джей подчинился требованиям сомнительной чести. Не у всех Длинноволосых волосы были длинными, и различать членов команд следовало по специальной раскраске тел. Так, Длинноволосые нанесли на себя черную краску: смесь животного жира и древесного угля. Храбрецы вымазались белой глиной. По всему лагерю мужчины опускали пальцы в миски с краской и раскрашивали кожу. Идет Поет нанес черные полосы на лицо, грудь и руки и протянул миску Робу.