Читать книгу - "По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - Артем Драбкин"

…Труды мои, кажется, не пропадают даром, да и пенициллин сотворил чудо — Лиде стало лучше. Присылали Машеньку, нового фельдшера из нашей санчасти, чтобы как-то облегчить мое положение, я ведь и ночью не сплю, боюсь пропустить время инъекции, и уже еле держусь на ногах. Но Лида отправила Машу назад. Приехала Антонина и отправила меня на сутки выспаться.

Когда я вернулась, внезапно начались роды. Что делать в таких случаях, я не имею понятия, ведь еще и рана не зашита. Вызвала хирурга, обмотали ее лейкопластырем очень широким, несколькими катушками. И появился на свет крохотный семимесячный ребенок — мальчик.

Забот у меня прибавилось, нужно было и ребенка выхаживать. Бегала в роддом (благо рядом, обходилась без транспорта), брала грудное молоко и искусственно через носик кормила Володю (так назвали). А у Лиды начался мастит.

Целый месяц пробыла с ней в госпитале. Рана начала быстро заживать, но хирург сказал, что там гнойный карман. Выписали нас домой. Лида еще лежачая, и ребенок очень слаб, и, кроме того, у него начались судорожные припадки. Его нужно держать в тепле, пробовала забираться с ним на русскую печь, но припадки учащались. Обложила грелками, кормлю искусственно. Дел по горло, а я ничего не умею, опыт на нуле. Так натопила печь (обнаружила на чердаке целый склад сухих березовых поленьев), что чуть дом не сожгла. Первый раз в жизни делала голубцы (начинка из американских консервов), пекла оладьи, борщ варила. Степан Филиппович хвалил.

Прожил Володя двадцать один день. Сказалась тяжелейшая интоксикация, лед, лежавший на нем две недели, недоношенность.

Степан Филиппович поцеловал его и сказал: «Прощай, сынок, жди нас». Я не поехала на кладбище, осталась с Лидой. Да еще и обед надо было сделать. Пришли Цветков, Рыжков, Зырянов и др.

Стараюсь как-то отвлечь Лиду. Под ее руководством стала шить ей платье, первый раз в жизни, думаю, что и последний. Терпения у меня не хватает. Люблю вышивать. Получилось сверх всякого ожидания очень симпатичное комбинированное платье. Лида в нем как-то преобразилась сразу, но потом разрыдалась, еле я ее успокоила.

Лида поправилась, я вернулась к своим обязанностям в санчасть. Степана Филипповича вызывает начальство, и он попросил, чтобы я переночевала с ней. Улеглись мы с ней на одной кровати, устали, целый день провозились, занимались благоустройством. Из ящиков соорудили подобие дивана, я вышила корзинку с вишнями на подушку. Утром была на рынке, купила покрывало на диван. Занавески пристроили…

Только уснули, и я почувствовала, что в чем-то плаваю. Встала, включила свет и ужаснулась — под нами целая лужа гноя. Вскрылся этот самый карман. Побежала к дежурному по части, взяла машину и поехала к хирургу. Он приехал, посмотрел и забрал ее в госпиталь. Самочувствие неплохое, и меня с ней не оставили.

Я занимаюсь аптекой, и мне приходится каждый месяц ездить в Киев в санитарный отдел округа за медикаментами. Поездки хуже, чем в войну, в вагон не пускают. Солдаты на крыше, а я на подножке. Ехать ночь. Сцеплю руки на поручнях, начинаю дремать и боюсь свалиться, кажется, что внизу пропасть. Первый раз поехала с Сашей Логвиненко. Говорят, что она неподчиняемая, но со мной вела себя безукоризненно.

Киев покорил своей красотой. Он мало пострадал. Сметен с лица земли Крещатик. Теперь там ползают пленные немцы, разбирают кирпич. Целый день мы искали улицу Сурикова, санитарный отдел округа и не могли найти. Уселись на таре, готовились так провести ночь, но над нами сжалился дед, ехавший мимо на телеге. Погрузил наши ящики и бутыли и повез к себе домой. Соседи пришли на нас посмотреть как на диковину. Разговорились, оказывается, мы и сидим на улице Сурикова. Она называлась Немецко-Бухтеевская, ее только переименовали, и мало кто знает. Утром отправились в санитарный отдел округа, в ожидании приема полдня сидела на окне и любовалась потрясающим видом Днепра.

Медикаментов не дали, назначили другой срок. Побродили по городу, поклонились могиле Ватутина, братским могилам, побывали в лавре, посмотрели на монахинь. Там была торжественная встреча какого-то зарубежного религиозного деятеля. Интересно было посмотреть, но все казалось каким-то нереальным, киношным. После того как прокатилась такая война, всерьез этим заниматься, по-моему, нельзя.

Уже осмотрели весь Киев, а уехать никак не можем, на подножке холодно, мы в одних гимнастерках. Нам пытались помочь ребята — выпускники пограничного училища. Выбрали вагон, у которого никого не было, и двери были закрыты, но зато открыты окна. Первой подсадили меня, и я свалилась в купе на колени какому-то товарищу. Он был в гражданском, галстук-бабочка, огромные очки. Глаза у него чуть не выскочили из орбит. На пороге появился лейтенант с грозным видом:

— Сержант, как вы сюда попали?

Я ему сказала, что через окно.

— Потрудитесь выйти в дверь! — и уже, когда я выходила из вагона, сказал, что это премьер-министр Польши Осубка-Моравский едет в Москву. Вагон международный, мы недосмотрели, а пограничники от нечего делать, видно, решили позабавиться.

Вот так неожиданно пришлось мне побывать на коленях у премьер-министра Польши.

…Снова пришлось трястись от холода и страха на подножке.

Снова в Киеве, на этот раз с Кандановой[35], она приехала предъявить претензии в санотдел округа, но ее и слушать не стали. Потащила я ее послушать оркестр. В первый ряд прошел Хрущев с сопровождающими лицами. Объявили: «Друга рапсодия Листа». Я приготовилась слушать, мне очень нравится эта вещь, но через две минуты начальница сказала: «Пошли отсюда, зачем нам этот похоронный марш». А так хотелось послушать… Ведь это же первый концерт в мирное время, но начальство рассудило иначе.

Я снова собралась в Киев, была на вокзале, но вдруг появились автоматчики и так ловко очистили вокзал — глазом моргнуть не успела, как ни одного человека на нем не осталось. Меня почему-то не тронули. Через несколько минут подходит бронепоезд какой-то странный, часть вагонов не бронированные, но необычные.

У машиниста сидит офицер с автоматом и телефонным аппаратом. Поезд мгновенно оцепили автоматчики. Из поезда вышли несколько полковников и стали у вагонов. Паровоз моментально набрал воду, и поезд покатил дальше. Позже узнала, что в этом загадочном поезде ехал в Потсдам Сталин.

Нам дали три тысячи пленных немцев, мадьяр, румын. Будут работать над восстановлением станции Брянск II. Не могу я на них смотреть, а оказывать помощь — тем более. Даю бинты — пусть перевязываются сами. К нам в санчасть часто заходит переводчик лейтенант Алексей Фесенко. Предложил мне заниматься немецким. Мне просто стыдно, я почти ничего не помню. Так хочется скорее взять в руки книги и не выпускать их из рук[36]. Вспоминается школа, если что-то и осталось в голове, так это химия. Но такие преподаватели, какой была Мария Павловна[37], — это большая редкость, учитель милостью божьей. Она в молодости была дружна с семьей Менделеева. Большинство преподавателей по сравнению с ней выглядели ремесленниками. Хотя я любила и физика Александра Васильевича Белякова, он был на фронте всю войну, историка Ивана Ивановича Иванова, он ушел на второй день политруком. А классный руководитель Нина Абрамовна Горбатовская, когда узнала, что мы ушли добровольцами, сказала, что это будет нам хорошей школой жизни. Не дай бог проходить такую школу, как война. Для нее самой она обернулась гибелью в ГЕСТАПО. А козел — наш учитель пения — пошел служить фашистам и сбежал с ними. Война распределила не только учащихся, но и учителей.