Читать книгу - "Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо"

В то время как эскадронный начальник Лакур выполнял полученный приказ скорее так, как это делает простой сержант, чем как должен был бы делать это старший офицер, дивизия уходила все дальше! Мы с генералом Ватье не видели возвращения отряда Лакура. Мы не знали также, где найти Экзельманса, ускакавшего галопом через поля, поэтому мы были полны самых мрачных предчувствий. Тогда я попросил у генерала Ватье разрешения вернуться к начальнику эскадрона Лакуру и получил согласие генерала. Я поскакал галопом вместе с одним из моих эскадронов и прибыл на место, где стал свидетелем жуткого зрелища, особенно ужасного для командира, дорожащего жизнями своих солдат!

Враг обошел наш отряд с флангов и даже сзади и с фронта атаковал его большими силами, так что наши 150 человек были окружены 700–800 прусскими уланами, а у наших кавалеристов, в довершение всех несчастий, для отступления был только плохонький дощатый мостик, перекинутый через ручей, вытекавший с соседней мельницы и имевший крутые берега! По этому узкому переходу наши кавалеристы могли переправляться только по одному, так что на мостике получилась свалка и моя элитная рота потеряла многих своих кавалеристов. В этот момент несколько кавалеристов заметили обширный двор и подумали, что он имел выход на ручей. В надежде найти мост в этом месте они кинулись во двор, и весь отряд последовал за ними. На самом деле ручей тек вдоль этого двора, но в этом месте находился мельничий водозабор, и берега его были облицованы большими скользкими плитами. Это делало доступ к ручью очень трудным для лошадей и давало громадное преимущество противнику. Чтобы взять в плен всех французов, вошедших в этот широкий двор, враг закрыл ворота во двор.

Именно в этот критический момент я появился на другом берегу ручейка во главе эскадрона, который я срочно привел на выручку. Я заставил моих кавалеристов спешиться так, чтобы один человек вел в поводу четырех лошадей. Все другие кавалеристы, вооруженные карабинами, перебежали через мостик, охраняемый эскадроном пруссаков. Пруссаки, которые оставались на лошадях и имели в качестве оружия только несколько пистолетов, не смогли сопротивляться огню многочисленных карабинов моих егерей, поэтому прусским кавалеристам пришлось отойти на несколько сот шагов, оставив на земле 40 раненых и убитых.

Те из моих кавалеристов, кто оказался запертым во дворе, хотели воспользоваться этой передышкой для того, чтобы силой распахнуть большие ворота и всей толпой выйти наружу, но я велел им ничего не предпринимать, потому что подобная демонстрация силы не спасла бы их. Для того чтобы присоединиться ко мне, им пришлось бы со своими лошадьми переправляться через ручей по мостику, а они могли бы сделать это, двигаясь только по одному, и, таким образом, фланги и тыл были бы открыты пруссакам, а уж те не упустили бы случая броситься в атаку и уничтожить наших солдат во время такого движения. На берегу росло много деревьев, и среди них пехотинцы могли безнаказанно расстрелять многочисленную кавалерию, поэтому я разместил своих егерей вдоль ручейка. Это были люди из моего эскадрона, которые уже спешились. Как только они вошли в контакт с теми, кто был во дворе мельницы, я приказал сказать тем, кто находился в этом дворе, чтобы они тоже спешились, взяли карабины и в то время, как сто из них своим огнем удерживали бы противника на расстоянии, другие, перемещаясь позади линии стрелков, передавали бы друг другу лошадей до того, как перешли бы мостик. Под прикрытием 180 спешенных егерей это перемещение начало осуществляться в полном порядке. В то же время прусские уланы, видя, что добыча ускользает от них, пришли в ярость и попытались нарушить наше отступление мощной атакой. Однако их лошадям мешали двигаться ветки прибрежных ив, лужи и многочисленные ямы. Лошади едва могли двигаться шагом по неровной земле. Поэтому пруссакам не удалось подойти к нашим спешенным кавалеристам, а прицельный огонь, к тому же на очень маленьком расстоянии, нанес пруссакам большие потери.

Однако прусский майор, который командовал этой атакой, смело бросился на центр нашей линии и выстрелом из пистолета попал в голову лейтенанту Башле, одному из лучших офицеров моего полка. Я очень сожалел о г-не Башле, за которого егеря его взвода в самое ближайшее время отомстили: прусский майор, пораженный множеством пуль, упал мертвым.

Гибель командира, потери, которые они только что понесли, и особенно невозможность приблизиться к нам заставили неприятеля отказаться от своих планов. Враг отступил. Я приказал поднять раненых и отступил без преследования. В этой неудачной вылазке мой полк потерял 1 офицера и 9 кавалеристов убитыми, 13 человек были захвачены в плен. Среди них был лейтенант Марешаль. Потеря этих 23 человек причинила мне громадную боль: ведь эта потеря к тому же была бесполезной и унесла множество самых смелых воинов, большинство из них было представлено к наградам или повышению. Я никогда не смог утешиться от печали, какую вызвала у меня эта тяжелая неудача! После этого случая мы окончательно уверились в том, что Экзельманс не достоин нашего хорошего отношения. За это он удостоился упреков генерала Себастьяни и императора. Впрочем, императору Экзельманса рекомендовал Мюрат. Старый генерал Сен-Жермен, бывший командир и даже создатель 23-го полка конных егерей, к которому император сохранил большую привязанность, вслух сказал, что Экзельманс заслуживает примерного наказания. В результате Мюрат и генерал Сен-Жермен поссорились и даже перешли бы к рукоприкладству, если бы император лично не запретил им это. Майор Лакур, чье неумение было одной из главных причин этой катастрофы, с того дня потерял мое доверие.