Читать книгу - "Наполеон III. Триумф и трагедия - Алексей Бабина"

Мы считаем, что уважение к правам соседнего народа не может заставить нас допустить, чтобы иностранная держава, посадив одного из своих принцев на трон Карла V, нарушила тем самым в ущерб нам существующее равновесие сил в Европе и подвергла опасности интересы и честь Франции. Мы твердо надеемся, что подобная возможность не осуществится. Чтобы не допустить этого, мы рассчитываем одновременно и на благоразумие немецкого народа, и на дружбу испанского народа. Но если случится иное, мы сумеем, чувствуя силу вашей поддержки и поддержки нации, выполнить наш долг без колебаний и без слабости.

Последние слова министра потонули в оглушительных овациях и криках поддержки большинства депутатов^[2122]. В ту же секунду галерка в Бурбонском дворце, предназначенная для публики, сотряслась от взрыва одобрительных выкриков, грома аплодисментов и топота. Толпа, собравшаяся у Бурбонского дворца, с восторгом встретила новости из зала заседания. Горячность правительства и депутатов впервые вылилась на улицы столицы. На следующий день газеты вышли с подробным описанием заседания Законодательного корпуса^[2123]. Теперь каждый номер газеты буквально растворялся в жадной до новостей публике.

Новости из Франции были с удивлением восприняты в крупнейших европейских столицах. Никто не предполагал, что «испанский вопрос» так болезненно будет воспринят в Париже. Британское и австрийское правительства предложили свои посреднические услуги^[2124].

Несмотря на это, Грамон полагал необходимым принять экстренные меры для предотвращения проникновения Пруссии в Испанию. Отклонив предложения англичан и австрийцев о посредничестве, министр 7 июля 1870 года поручил находившемуся в отпуске послу Франции в Пруссии Бенедетти как можно скорее встретиться с Вильгельмом I и просить прусского короля безотлагательно посоветовать, а по возможности дать распоряжение принцу Леопольду снять свою кандидатуру на испанский престол. Поручение-телеграмма Грамона заканчивалось следующими словами: «Если Вы заставите Короля отозвать кандидатуру Принца, то это будет огромный успех и большая услуга. Тем самым Король гарантирует мир в Европе. В противном случае это — война»^[2125].

В последующие дни пресса на все лады превозносила мужество и стойкость правительства, которое обещало не допустить распространения прусского влияния на Пиренеях. Прозвучали первые призывы начать войну против восточного соседа в случае необходимости. Психоз и ажиотаж во Франции набирали стремительные обороты. К концу первой недели июля 1870 года вопрос «испанского престолонаследия» буквально вырвал весь континент из летне-отпускного сонного состояния.

В то время когда разворачивались «газетные, уличные и дипломатические» баталии между Францией и Пруссией, состояние Наполеона III опять стало плачевным. Любые физические усилия вызывали у императора нестерпимую боль. Он не мог подняться со стула и ходить. Бóльшую часть времени император был прикован к постели. 1 июля 1870 года в Сен-Клу, в атмосфере строжайшей секретности, группой докторов (Конно, Корвисар, Нелатон, Сэ и Рикард) было проведено медицинское освидетельствование императора^[2126]. Медики подтвердили, что Наполеон III тяжело болен (был обнаружен большой камень в мочевом пузыре) и нуждается в операции^[2127].

Однако медики оказались в затруднительной ситуации. Сложность заключалась в следующем: можно ли решиться на проведение сложнейшей операции (без каких-либо гарантий на успех), когда перед страной стоят острые внешнеполитические проблемы и улицы Парижа бурлят? Может ли глава государства хотя бы на несколько дней быть недееспособен в таких условиях? В конечном итоге врачи пришли к заключению, что операцию надо отложить, но император, во избежание дальнейших осложнений, не должен был заниматься каким-либо физическим трудом. По результатам освидетельствования и консилиума врачей в начале июля был подготовлен итоговый медицинский документ о состоянии здоровья императора. Но как выяснилось впоследствии, в суете срочных политических событий данный документ не был подписан всеми докторами и направлен в адрес только императрицы Евгении^[2128].