Читать книгу - "Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо"

Это важное решение Наполеона можно рассматривать с двух, весьма различных точек зрения. Его хвалили умные военные, а другие, менее просвещенные, сильно ругали.

Первые из них говорили, что необходимость дать наконец отдых и пристанище многочисленным раненым и больным заставила Наполеона сохранить укрепления, обеспечивающие французам сохранение больших запасов военных материалов и провианта. Они добавляли, что эти крепости помешают передвижениям неприятеля. Враг, будучи принужден блокировать эти крепости, уменьшит таким образом количество солдат в действующей армии. И, наконец, эти же люди говорили, что если подкрепления, которые Наполеон собирался привести из Франции и Германии, давали ему возможность выиграть сражение, то укрепления, им сохраненные, облегчили бы французам новое завоевание Пруссии, что вскоре привело бы нас за Вислу. На это отвечали, что Наполеон ослаблял свою армию, выделяя из нее гарнизоны для множества отдаленных друг от друга крепостей. Эти гарнизоны не могли помогать друг другу. Говорили также, что не следовало бы пренебрегать спасением Франции ради спасения нескольких тысяч раненых и больных, из которых лишь очень незначительное количество смогло бы снова служить в армии. Действительно, почти все они умерли в госпиталях. Говорили также, что итальянские, польские и немецкие полки из Рейнской конфедерации, присоединенные Наполеоном к французским гарнизонам, чтобы не слишком уменьшать количество солдат в частях, будут плохо служить. В самом деле, почти все иностранные солдаты сражались очень вяло и кончили тем, что перешли на сторону врага. Добавляли также, что удержание нашими войсками крепостей очень мало помешало бы русским и прусским армиям, которые, заблокировав эти крепости, продолжили бы свой путь в направлении Франции. Именно так все и получилось.

Вообще говоря, каждая из этих двух точек зрения имеет положительные и отрицательные стороны. Однако в условиях, в которых находилась французская армия, я считаю своим долгом присоединиться к мнению тех, кто предлагал оставить крепости. Дело в том, что даже в соответствии с мнением тех, кто выступал против этого, крепости могли быть нам полезными лишь только в том случае, если бы мы разбили полностью русскую и прусскую армии. Это была еще одна причина того, чтобы постараться увеличить имеющиеся в нашем распоряжении силы, вместо того чтобы рассеивать их в бесконечности.

И не надо говорить, что, раз у противника больше не было необходимости вести блокаду той или иной крепости, он увеличил бы таким образом количество батальонов, имевшихся в его распоряжении и способных участвовать в боях, а это нарушило бы соотношение наших и вражеских сил. Говоря так, мы впали бы в очень большую ошибку! В самом деле, противнику всегда приходилось бы оставлять значительные гарнизоны в тех крепостях, которые мы оставляли, а у нас была бы возможность располагать большим количеством войск. Оставляя их в гарнизонах, мы фактически парализовали их, но, ничего по сути не приобретая, теряли много необходимых батальонов. Я добавлю, что бесполезная защита этих многочисленных крепостей лишала нашу активную армию многих опытных генералов, например маршала Даву, одного стоившего нескольких дивизий. Впрочем, я согласен с тем, что во время военной кампании обычно отказываются использовать в боях несколько бригад в тех случаях, когда речь идет о том, чтобы доверить этим бригадам охрану крепостей, от которых зависит спасение собственной страны. Таковы для Франции города Метц, Лилль, Страсбург. Дело в том, что в этих случаях мы имеем дело, можно сказать, с телом родины. Напротив, крепости, расположенные на Висле, Одере и Эльбе в двух-трех сотнях лье от Франции, не имели для нас практического значения, а только политическое, то есть их важность определялась успехами нашей активной армии. А поскольку этих успехов не было, то 80 с лишним тысяч человек в гарнизонах, оставленных императором в 1812 году в этих крепостях, в конце концов оказались вынужденными сдаться.

Положение Франции начиная с первых месяцев 1813 года было самым критическим. На юге наши армии в Испании терпели очень заметные поражения в связи с ослаблением наших войск на полуострове, откуда без конца забирали все новые и новые полки. В то же время англичане не прекращали посылать войска Веллингтону, поэтому он в 1812 году осуществил блестящую кампанию. Он отобрал у нас Сьюдад-Родриго, Бадахос, Саламанку, выиграл сражение при Арапилах, занял Мадрид и угрожал Пиренеям.

На севере многочисленные закаленные в боях солдаты, шедшие с Наполеоном в Россию, почти полностью погибли в боях или умерли от невзгод. Прусская армия, еще не воевавшая, только что присоединилась к русским. Австрийцы были готовы последовать ее примеру. И, наконец, монархи и особенно население Германии, подстрекаемые Англией, колебались, оставаться ли им в союзе с Францией. Прусский барон Штейн, человек весьма предприимчивый, воспользовался этим, чтобы опубликовать различные памфлеты, где он призывал всех немцев сбросить иго Наполеона и вновь обрести свободу. Этот призыв был услышан, поскольку пребывание французских войск в Германии и их содержание начиная с 1806 года, когда наши войска оккупировали эту страну, вызвали в Германии громадные убытки. К ним добавилась также конфискация английских товаров в ходе Континентальной блокады, установленной Наполеоном. По всем этим причинам Рейнская конфедерация отделилась бы от него, если бы правители различных входивших в него государств уже тогда приняли решение подчиниться требованиям своих подданных. Однако ни один из них не осмелился пошевелиться, столь велика была привычка повиноваться императору французов, а также опасения, что он снова вернется во главе значительных сил.

Большая часть французской нации питала еще очень большое доверие к Наполеону. Разумеется, образованные люди ругали его за то, что годом раньше он довел армию до Москвы, и особенно за то, что он дождался там зимы, но народные массы, привыкшие рассматривать императора как непобедимого и не имевшие, впрочем, никакого представления о событиях и о потерях, понесенных нашими войсками в России, видели только славу, какую обеспечил нашей армии захват Москвы. Так что в обществе существовало большое стремление предоставить императору все возможности для того, чтобы вернуть победу нашим орлам. Каждый департамент, каждый город, движимые патриотизмом, дарили ему лошадей, однако вскоре этот энтузиазм охладили многочисленные наборы рекрутов и денежные поборы. Тем не менее в целом нация действовала по доброй воле, и батальоны, а также эскадроны, казалось, каким-то чудом появлялись будто бы из-под земли. И что удивительно, после многочисленных наборов, проводившихся во Франции в течение 20 лет, никогда набор не был столь велик и не давал таких замечательных солдат. Этому было несколько причин.

Прежде всего каждый из 108 существовавших в то время департаментов на протяжении нескольких лет имел кавалерийскую часть, именуемую департаментской. Это было нечто вроде гвардии господ префектов, которым нравилось, чтобы в этой гвардии служили солдаты с самой лучшей выправкой. Эти солдаты никогда не покидали главных городов департамента, где они находились в хороших казармах, получали хорошее питание и обмундирование. Служба их не была обременительной, и у них было время увеличивать физические силы, поскольку большинство солдат департаментской гвардии вели подобную жизнь на протяжении 6–7 лет. Они регулярно учились владению оружием, участвовали в проведении маршей и маневров, им не хватало только боевого крещения, чтобы превратиться в самые отборные воинские части. В зависимости от размера того или иного департамента эти кавалерийские части состояли из 150–200 или 250 человек. Император послал все эти подразделения в армию, где они растворились в линейных полках.