Читать книгу - "Честь самурая - Эйдзи Есикава"

Какое-то время Мицухару и трое его гостей пребывали в напряженном молчании. Время от времени с ветки в саду срывалась перезрелая слива и падала с таким звуком, словно по земле ударяли деревянным молоточком. В наступившей тишине этот стук казался особенно резким. И вдруг по раздвижной бумажной двери скользнул яркий солнечный луч.

— Что ж, нам, пожалуй, пора. Да и вас ждут срочные дела, — произнес Масатака, решив под этим благовидным предлогом удалиться вместе со своими спутниками, но Мицухару удержал их.

— Почему бы вам не побыть у меня немного? — с улыбкой сказал он.

— Нет, мы пойдем. Мы не хотим быть навязчивыми.

Трое приверженцев Мицухидэ вышли из чайного домика и плотно прикрыли за собою дверь. Звук их шагов, затихая, удалился в сторону крытой галереи.

Через несколько минут вышел из чайного домика и сам Мицухару. Проходя по галерее, он заглянул в помещение, в котором размещались самураи. Он взял у них бумагу, тушь и кисточку и сразу же сел писать ответное письмо. Он писал быстро, не останавливаясь. Казалось, что он заранее продумал текст ответа.

— Передай это гонцу настоятеля Ёкавы и отошли его.

Он вручил ответное письмо одному из оруженосцев и, словно бы потеряв ко всей этой истории всякий интерес, осведомился у мальчика:

— А что, князь Мицухидэ еще почивает?

— Я подходил к его комнате, там все было тихо, — ответил мальчик.

Мицухару вздохнул с облегчением, словно впервые за весь этот трудный день услышал нечто приятное.

Дни шли за днями. Мицухидэ оставался в крепости Сакамото, ничего не предпринимая. Получив приказ о выступлении в западные провинции, он должен был как можно скорее вернуться в свою крепость и собрать войско. И Мицухару хотел, но все никак не решался напомнить брату о том, что такая затянувшаяся праздность едва ли способна улучшить отношение к нему со стороны Нобунаги, и без того неблагоприятное. Но Мицухару понимал чувства, владевшие сейчас его двоюродным братом, и не мог лишний раз бередить ему душу. Отчаяние и ненависть, столь яростно выказанные приверженцами, наверняка отвечали и настроениям самого Мицухидэ.

А если это так, размышлял Мицухару, то несколько дней, проведенные в покое и в мире, окажутся лучшей подготовкой к затяжной и трудной кампании. Мицухару испытывал чрезвычайное почтение к уму и здравому смыслу, присущим старшему брату. Любопытствуя, как тот проводит время, Мицухару зашел в комнату к брату и застал Мицухидэ за рисованием. Он перерисовывал что-то из раскрытой книги.

— Ага, так вот чем ты занимаешься!

Мицухару встал за спиной у брата и принялся наблюдать за его работой, откровенно радуясь тому, что Мицухидэ сохраняет самообладание, и тому, что они с братом по-прежнему близки.

— Мицухару? Не смотри. Я не могу рисовать в чьем-либо присутствии.

Мицухидэ отложил кисточку, залившись при этом румянцем, что не так-то часто случается с людьми, которым за пятьдесят. Мало того, он и наброски свои поспешно спрятал.

— Я тебе помешал? — Мицухару расхохотался. — А чья это книга, с которой ты перерисовываешь?

— Это книга Юсё.

— Юсё? Интересно, где его носит в эти дни? Мы тут о нем уже давно ничего не слышали.

— Он нежданно-негаданно разыскал меня в лагере во время похода на Каи. А на следующее утро ушел еще до рассвета.

— Он странный человек.

— Да нет, дело, думаю, не только в его странности. Он человек преданный, и душа у него — прямая и твердая, как бамбук. И пусть он оставил самурайскую службу, я по-прежнему считаю его воином.

— Я слышал, что он был когда-то приверженцем Сайто Тацуоки. Ты хвалишь его за то, что он до сих пор сохраняет верность своему бывшему господину?

— Когда возводили Адзути, он оказался единственным, кто не пожелал принимать участия в работах, хотя князь Нобунага лично пригласил его. Его не прельстили ни власть, ни слава. Видимо, чувство собственного достоинства не позволило ему расписывать ширмы в доме у врага своего бывшего господина.

В это мгновение в комнату вошел один из прислужников Мицухару, и братья сразу же прервали беседу. Мицухару спросил у прислужника, что должно означать его внезапное появление.

Вид у прислужника был крайне обескураженный. В руке он держал письмо и нечто вроде воззвания, написанного на плотной бумаге. Опасливо поглядывая на Мицухару, он сообщил следующее:

— Еще один гонец от настоятеля Ёкавы прибыл к крепостным воротам и заставил меня передать это письмо моему господину. Я хотел отказаться, но он заявил, что ему приказали доставить это письмо и что без этого он не уйдет. Что мне оставалось делать?

— Как? Опять? — Мицухару щелкнул языком. — Я отправил ответ настоятелю Ёкаве некоторое время назад и обстоятельно объяснил ему, почему я не могу принять его предложение, поэтому и дальнейшие обращения с его стороны окажутся тщетными. А он все продолжает упорствовать. Просто верни ему письмо, и все.

— Слушаюсь, мой господин.

Прислужник поспешно удалился, и вид у него при этом был такой, словно прочь прогнали его самого.

— Это настоятель Ёкава с горы Хиэй? — спросил Мицухидэ.

— Совершенно верно.

— Давным-давно мне было приказано принять участие в сожжении горы Хиэй. Мы истребили тогда не только монахов-воинов, но и истинно святых людей, и детей, и женщин — всех без разбора. Мы убивали их и швыряли тела в бушующее пламя. Мы так жестоко обошлись с этой горой, что там больше никогда не приживутся деревья, не говоря уж о людях. А сейчас, судя по многим данным, кое-кто из монахов, переживших тогдашнюю бойню, вернулся на гору и пытается заново обжить это некогда священное место.

— Верно. Насколько мне известно, гора все в том же плачевном состоянии, но, несмотря на это, люди высоко просвещенные созывают туда рассеянные ныне по свету остатки верующих и делают все возможное, чтобы возродить там жизнь.

— Пока жив князь Нобунага, это будет не так-то просто.

— И они прекрасно понимают это. Они прилагают великие усилия к тому, чтобы император издал указ, способный обуздать князя Нобунагу, но надежда на это невелика, поэтому они сейчас больше рассчитывают на поддержку простых людей. Они ездят по всем провинциям, собирают пожертвования, стучатся в каждую дверь. И я слышал, что на пепелищах они уже возводят временные храмы и пагоды.

— Выходит, настоятель Ёкава уже не раз обращался к тебе именно в связи с этими намерениями былых обитателей горы?

— Нет. — Мицухару опять посмотрел на брата и безмятежным тоном продолжал: — Я не хотел тебя беспокоить и поэтому предпочел уладить все лично. Но раз уж все это выплыло наружу, наверное, мне стоит ввести тебя в курс дела. Настоятелю Ёкаве стало известно, что ты сейчас гостишь у меня, и он самым настоятельным образом принялся искать встречи с тобой. Хотя бы одной-единственной.