Читать книгу - "Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Хелен Раппапорт"

Николай при этом вел себя как ни в чем не бывало. Он прислал своей жене записку: «Я не имею ни малейших оснований жаловаться, мне послано такое счастье на земле, у меня есть такое сокровище, как ты, моя возлюбленная Аликс, и уже три маленьких ангела. От всего сердца я благодарю Бога за то, что он благословил меня, послав мне тебя. Он подарил мне рай и сделал мою жизнь легкой и счастливой»^[193]. Такая глубина чувств не соответствовала заявлениям парижского корреспондента газеты «Таймс», который с уверенностью сообщал, что царь был «утомлен правлением». Очевидно, Николай был так удручен рождением еще одной дочери, что он объявил, что «разочарован, устал от трона» и собирался отречься от престола. «Отсутствие наследника пробуждает в нем суеверные чувства, — продолжал свои объяснения корреспондент «Таймс». — Царь видит в своем положении аналогию с русской легендой, согласно которой преемником царя, у которого не будет своих наследников, станет царь Михаил, которому было предсказано, что он займет Константинополь»^[194].

* * *

Как показало время, Маргаретта Игар успешно справилась со своими обязанностями, когда появился еще один ребенок. Ее подопечные показались ей очень милыми, в особенности не по годам смышленая и пытливая Ольга. Обе старшие девочки были хорошенькими детьми, при этом Татьяна отличалась особенно нежной красотой. Но новорожденная Мария совершенно покорила сердце Маргаретты: «Мария родилась такой праведной и хорошей, я часто думаю, в ней почти нет и следа первородного греха»^[195]. Да и кто бы мог устоять перед ней? Она была «настоящая красавица, с очень большими, огромными голубыми глазами», как вспоминала герцогиня Саксен‑Кобургская, а один придворный даже превзошел ее описание, утверждая, что у маленькой Марии «было лицо одного из ангелов Боттичелли»^[196].

К 1900 году три маленькие сестры Романовы вызывали большой интерес за рубежом. Их горячо обсуждали, выясняя, которая из девочек красивее, умнее или очаровательнее. «Самая красивая в семье, если говорить о внешности… — великая княжна Татьяна, — таково было мнение британского журнала «Вумен эт хоум» («Женщина дома»). — Она настоящая красавица, с темными печальными глазами и чувственным маленьким ртом. Но великая княжна Ольга, старшая — такой дружелюбный, веселый ребенок, что все ее любят». Автор статьи, как и многие другие со времен визита в Балморал, задавался вопросом, «не суждено ли ей стать нашей будущей королевой‑супругой?»^[197].

Хотя у Александры в распоряжении было достаточно работников, она продолжала проводить так много времени в детской, что «при дворе начали поговаривать, что императрица не столько царица, сколько мать». Даже когда речь шла о повседневных официальных делах в лиловом будуаре, она часто держала одного ребенка на коленях или укачивала другого в колыбели, а «другой рукой подписывала официальные документы». Ни Александру, ни Николая почти не видели при дворе даже представители императорского окружения. В те редкие минуты, когда дамам удавалось поговорить с императрицей наедине, у нее всегда были только две темы для разговора: Ники и ее дети. Княгиня Барятинская вспоминала, что лишь при упоминании о том, как «глубоко заинтересовало» ее «наблюдение за постепенным, поэтапным развитием ребенка», скорбная застенчивость Александры «отступила, и на минуту ее заменило истинное наслаждение»^[198].

Мария Федоровна решительно осуждала то, что ее невестка уделяет столько личного времени детям. Императрица должна быть на виду, выполнять свои церемониальные обязанности. Но Александра упорно отказывалась выставлять себя или своих детей напоказ, хотя она искренне желала принимать активное участие в благотворительной деятельности, как это всегда делала ее мать Алиса. Среди ее социальных проектов было учреждение работных домов для бедняков, яслей для работающих матерей, школы для подготовки медицинских сестер в Царском Селе и еще одной — для горничных. Особую озабоченность у Александры вызывали высокий уровень смертности младенцев и проблема обеспечения здорового течения беременности для всех женщин, поэтому она занялась организацией акушерской службы для сельских районов^[199]. Иллюстрированным журналам, однако, была предоставлена возможность создавать на основе собственного воображения образ «истинной женщины, которая живет в уединенном особняке и занимается воспитанием своих детей». Царице следовало бы выразить всеобщую признательность и одобрение, как говорил своим читательницам журнал «Янг вумен» («Молодая женщина»), ибо она представляла собой «нечто большее, чем государыня только номинально. Даже если бы она не делала ничего другого, а лишь только нянчила свое дитя, то ради такого зрелища — императрица, которая нянчит свое дитя, — стоило бы жить»^[200].

* * *

Первое предвестие возможного кризиса в наследовании российского престола случилось в августе 1899 года, когда брат Николая, царевич и великий князь Георгий, внезапно умер в Аббас‑Тумане на Кавказе. Вскоре после этого был опубликован манифест, в котором было объявлено, что следующим наследником престола назначается младший брат Николая великий князь Михаил. Но он был только назван наследником, формально титул цесаревича он не получил в связи с ожиданиями, что в скором времени у Николая все же будет сын. В России пошли слухи, что это было сделано правящей четой из суеверного страха, что если сделать царевичем Михаила, то можно в некотором роде сглазить и «помешать появлению на свет {их собственного} сына»^[201].

Совершенно ясно, конечно, что после смерти великого князя Георгия обеспокоенность отсутствием у царя сына‑наследника значительно возросла. Впервые возникли реальные опасения, что царица, вероятно, никогда не сможет родить мальчика. После рождения Марии из Англии, Франции, Бельгии и из далеких США, Латинской Америки и Японии стали поступать письма с советами. В этих письмах императорской чете предлагали открыть секрет, как зачать сына. Многие корреспонденты рассчитывали на получение щедрых вознаграждений в несколько тысяч долларов за предоставление сведений о чудесных безотказных методах. Большинство способов, предлагаемых ими, были на самом деле вариантами теории австрийского эмбриолога доктора Леопольда Шенка, опубликованной в 1896 году в его труде «Определение пола», о котором тогда много говорили. Сам Шенк был отцом восьмерых сыновей (шесть из которых выжили), что он считал несомненным доказательством действенности его метода. В октябре 1898 года, когда Александра пыталась забеременеть в третий раз, она, видимо, поручила одному из своих врачей в Ялте «тщательно изучить теорию доктора Шенка и связаться с ним». Затем она вела образ «жизни в точности такой, как рекомендует доктор Шенк», под наблюдением этого ялтинского врача — и в Санкт‑Петербурге, и в Петергофе. Сообщение об этом впервые было сделано в одной из статей в американской прессе в декабре 1898 года. В ней сообщалось, что «в настоящее время доктор Шенк со своим ассистентом работают при дворе в России, поскольку Царь Всея Руси с нетерпением ждет наследника». В статье утверждалось, что «в России это не секрет и что царица… доверилась методу лечения доктора Шенка и готова ждать результатов»^[202].