Читать книгу - "Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров"

Чем он занимался, чем жил все это время, покрыто полным мраком. В принципе, специальность зубного техника была одной из профессий, попадавших под исключение в законе о «черте оседлости». Давала иудею право жить где угодно, и иногда зубоврачебные школы заканчивали только для этого. Может быть, Голощекин стал ассистентом у кого-то из разъездных раввинов — такие были, наведывались в общины, не имеющие постоянных наставников. Может быть, прислуживал при одной из подпольных синагог, существовавших за «чертой оседлости». А может, был обычным мошенником. Его жизненный путь «проявляется» только с 1903 года, когда он прибился к социал-демократической партии. Хотя никаких заслуг перед ней еще не имел. Да и вообще считался человеком неприятным и туповатым. Журналист В. Бурцев, лично знавший Голощекина, писал о нем: «Палач, жестокий, с некоторыми чертами дегенерации».

Тем не менее именно к нему у Свердлова почему-то возникли особенно горячие симпатии, они становятся друзьями не разлей вода. Напомню, что род Свердловых предположительно тоже происходил из Витебской губернии. Не исключено, что Якова Михайловича привлекли рассказы об «исторической родине». И уж во всяком случае Голощекин лучше кого бы то ни было мог удовлетворить его интерес к сакральным истинам иудаизма, глубинной каббалистической «мудрости», истолкованию и сути обрядов. Восполнить все то, чего не смогло дать Свердлову усеченное нижегородское воспитание.

Жилось ссыльным в царской России в целом неплохо. От казны им отпускалось по 15 рублей в месяц, немалые по тем временам деньги. Крупская вспоминает, как Ленину в Шушенском на неделю забивали барана, а на следующую неделю, чередуясь, закупали телятину или говядину. Другое дело, что Ленин отбывал ссылку в Минусинском крае, сибирской житнице с великолепными природными условиями. В этом смысле в Нарыме было похуже. Места болотистые, неурожайные, продукты дороже. Зато Нарымский край считался «близкой» ссылкой. «Политических» тут после революционной вспышки было много. У них существовали свои легальные организации — библиотеки, кассы взаимопомощи, школы, столовые, пекарни, облегчающие жизнь. Не было никаких строгостей при проживании и этапировании к месту ссылки, «политические» свободно поддерживали как открытую, так и тайную переписку с Европейской Россией, с другими ссыльными.

Да и оставались в Нарымском крае только те, кто не хотел бежать или кому было лень утруждать себя. Поскольку удрать было легче легкого. Ведь дополнительных сроков за побег не навешивали. Поймают — ну и вернут обратно. Да и что такое «побег»? Перепиливать решетки и пробираться по тайге звериными тропами тут не требовалось. Нужно было только раздобыть деньги, документы и доехать до железной дороги. Если тебя случайно не перехватят при этом, садись в поезд, и след простыл. Для подготовки побегов действовала своя, внутренняя «мафия» — вела организацию через те же библиотеки, кассы взаимопомощи. А документами беглые снабжались централизованно, через… Красный Крест. Либеральная интеллигенция по-прежнему благоволила революционерам и помогала им.

Свердлов, как только разузнал обстановку, сообщил Новгородцевой, чтобы ждала его в Екатеринбурге. Она выехала на родину «в отпуск», а в начале августа там появился бежавший муж. Они даже устроили себе небольшое турне. Отправились в Пермь, оттуда пароходом по Каме и Волге в Нижний Новгород, к отцу Свердлова — единственный раз, когда «блудный сын» посетил его. Может быть, хотел продемонстрировать жену. Или уточнить координаты Беньямина.

Но насколько сердечной получилась встреча, Клавдия Тимофеевна дипломатично опускает. У отца уже была вторая жена, двое детей от нее, Александр и Герман. И умолчание Новгородцевой красноречиво дополняется фактами: в Нижнем революционная чета задержалась лишь на пару дней. И в дальнейшем попыток заехать в гости к папе никогда не повторялось. Кстати, именно в это посещение, «товарищ Андрей», видимо, познакомился с отцовским работником и родственником Генрихом Ягодой. А где-то в Екатеринбурге или во время речного круиза Свердловы зачали ребенка.

Якову Михайловичу успели сообщить явку в Москве к одному из руководителей местной организации. Но его по каким-то причинам в городе не застали. Клавдия, несколько раз ходившая на разведку, потыкалась в запертые двери, и супруги двинулись в столицу. Куда и прибыли в конце сентября. И выяснилось, что пока они путешествовали, властями была раскрыто и разгромлено большевистское подполье в Санкт-Петербурге. Впрочем, устроились без проблем. Поселились у Глафиры Окуловой, жены свердловского кореша Теодоровича. Клавдия вернулась на прежнюю работу, а Яков Михайлович связался с М. С. Ольминским, осуществлявшим контакты через Финляндию с зарубежными центрами.

В ЦК обрадовались, что в Питере очень кстати появился опытный организатор, и теперь ему поручили восстанавливать уже столичные структуры. Значение этой работе придавалось огромное. Свердлову был дан свой, персональный шифр, переданы запасные, еще не проваленные явки. Большевистские эмигрантские лидеры в пересланных инструкциях требовали поддерживать контакты и с «легалами», с социал-демократической фракцией III Государственной Думы. Но в партии шла жестокая внутренняя грызня, поэтому особое внимание Свердлова обращалось на легальные издания этой фракции — газету «Звезда» и журнал «Луч». Следовало протолкнуть в редакции «своих» сторонников, потеснить конкурентов из других социал-демократических группировок.

Свердлов участвует в пропагандистской кампании, развернутой разными партиями, в том числе большевиками, по поводу смерти и похорон Толстого. Собственноручно пишет листовку по данному случаю. Участвует и в кампании, связанной с внесением в Думу законопроекта об отмене смертной казни. Сделали это либералы, но и другие левые, в том числе социал-демократы, активно поддержали. Законопроект был заведомо непроходной. Смертная казнь в то время не была отменена ни в одном государстве. И закон, по сути — о безнаказанности извергов и террористов, Николай II и Госсовет никогда не утвердили бы, царь был все же умнее Ельцина.

Но суть акции как раз и состояла в том, чтобы лишний раз выставить государя и российское правительство кровожадными варварами. Приложил к этому руку и Свердлов. Он писал: «Смертная казнь — великое зло, но держится оно на другом, еще более великом зле, которое теперь не устранить демонстрациями: оплот смертной казни — господствующий у нас политический строй, и протестовать против смертной казни — значит бороться с самодержавием… И лишь тогда, когда гигантский молот нашей политической и других организаций разрушит самодержавие, тогда мы возвысим свой голос против смертной казни вообще…» Это писал человек, который станет палачом и царя, и тех же либералов, и всего русского народа. Интересно, сам-то он вспомнит о своем «гуманизме» 6–7 лет спустя?

Помощницей Свердлова во всех делах стала супруга. Она выступала и связной, и шифровальщицей. Ее даже и правоохранительные органы не воспринимали как жену. Питерское Охранное отделение сообщало, что «К. Т. Новгородцева оказывала «товарищу Андрею» активное содействие в партийной работе, выразившееся в получении на ее имя партийной корреспонденции Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии и исполняла при Свердлове обязанности секретаря».