Читать книгу - "Столыпин - Святослав Рыбас"

Наконец противостояние правительства и Думы завершилось указом царя о роспуске Думы и об отставке правительства! Ни один из возможных вариантов не был осуществлен.

Николай II пошел по пути полумер, который в конце концов привел империю к катастрофе, а миллионы людей, в том числе его самого и Столыпина, к гибели.

Что означало распустить Думу? Первый шаг к отмене манифеста 17 октября? Возврат к феодальному правлению?

Все оппозиционные партии, вся интеллигенция, либеральная печать – были поражены.

Накануне указа Извольский и Столыпин решили, что в случае роспуска Думы они подают в отставку. Они не предполагали, что правительство уйдет вместе с депутатами.

Утром 9 июля указ был опубликован, а Таврический дворец занят войсками, не пропускавшими депутатов.

И что же? Вспыхнула революция? Народ возмутился? Нет, все спокойно. Несколько попыток демонстраций полиция легко пресекла. Государство показало свою силу.

Этим же указом Столыпин назначался председателем Совета министров.

Для того чтобы недавний провинциал, еще не вполне вписавшийся в столичную правящую группу, возглавил правительство, должны были быть чрезвычайные обстоятельства.

Столыпин вновь отказывался от поста. Он понимал, что останется один на один с неподъемными задачами. Нет, он не боялся проблем. Он принадлежал к тому типу героев, которых трудности только раззадоривают. Боялся Столыпин своих, петербургского политического класса, для которого он был чужаком и который был уязвлен назначением провинциала на высший пост.

– Нет, Петр Аркадьевич, – возразил Николай, – вот образ, перед каким я часто молюсь. Осените себя крестным знамением и помолимся, чтобы Господь помог нам обоим в трудную, быть может, историческую минуту (Федоров Б. Указ. соч. Т. 1. С. 230).

Царь перекрестил Столыпина и поцеловал.

Эта сцена напоминает почти семейную, в ней больше чувства, чем политических реалий.

Ее можно сравнить с братанием, целованием креста, то есть она уходит корнями куда-то глубоко во времена киевских князей и Святой Руси.

Но дело происходило не в Святой Руси, а в Российской империи. Разница огромная.

Только что наш герой был готов работать в коалиции и под началом оппозиционного деятеля; консерваторы видели в нем либерала, а отныне его судьба складывалась так, что он оказывался под огнем справа и слева. Для оппозиции Столыпин становился гонителем Думы, для правых – гонителем правоверного Горемыкина. Словом, с первого же дня новый глава правительства оказался в тяжелом положении. Но от должности он не отказался, принял ее при условии, что два министра, Стишинский и Ширинский-Шихматов, известные крайне консервативными взглядами, будут уволены. Конечно, условия были приняты.

Столыпин вошел в круг, откуда уже не было выхода.

Месяц назад, будучи министром внутренних дел, он говорил: «Мне рисуется волшебный круг, из которого выход, по-моему, такой: применять существующие законы до создания новых, ограждая всеми способами и по мере сил права и интересы отдельных лиц. Нельзя сказать часовому: у тебя старое кремневое ружье, употребляя его, ты можешь ранить себя и посторонних; брось ружье. На это честный часовой ответит: покуда я на посту, я буду стараться умело действовать старым».

И еще: «Власть не может считаться целью. Власть – это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка».

Итак, вооруженный этой простой, «кремневой» истиной, Петр Аркадьевич Столыпин встал на пост.

Задумывался ли он в те дни, чем это закончится? «Все наблюдатели единогласно отмечают редкое личное мужество П. А. Столыпина, спокойно входившего в середину бушующей толпы, не принимавшего никаких мер для охраны своей личности в то время, когда террор был в разгаре» (Цит. по: Рыбас С., Тараканова Л. Указ. соч. С. 59).

Он вышел не из губернской или земской России, как можно было бы предположить, судя по его послужному списку. Он вышел из катастрофы, он деятель чрезвычайного положения: или спаси, или погибни. Сперва он верил, что спасет, но с ростом сопротивления справа и слева, с ростом числа покушений на его жизнь он понял, что ему не суждено увидеть результата своих действий.

Однако в июле 1906 года Столыпин был полностью уверен в успехе.

Его нисколько не смутил протест кадетов, собравших в Выборге всех своих думских депутатов во главе с Муромцевым и обратившихся к народу с воззванием.

По Петербургу ходила шутка: «Поехали в Выборг крендели печь».

В воззвании правительство обвинялось в том, что оно преследовало Думу за ее требование принудительной экспроприации земли в пользу крестьян. Народ призывался не платить налоги, не давать новобранцев в армию. Это можно было рассматривать как призыв к революции.

Столыпин смеялся: «Детская игра!»

Он не стал всерьез преследовать авторов Выборгского воззвания, ограничился только формальным судебным разбирательством, в результате которого главные кадетские лидеры были лишены права участвовать в будущей Думе. (Правда, ни Милюков, ни Родичев по разным причинам не были в Выборге и этого права не лишились.)

Впрочем, кадетская акция на фоне последующих горячих событий выглядела действительно весьма скромной. Социалисты попытались организовать всеобщую стачку, вспыхнули восстания в Кронштадте, Ревеле и Свеаборге, – правда, и эти события не поколебали уверенности правительства. Никто не сомневался, что мятежи будут подавлены, а стачка провалится. «Аппарат власти функционировал точно», – пишет в своих мемуарах «На лезвии с террористами» А. В. Герасимов, начальник Петербургского охранного отделения.

Столыпин был осведомлен не хуже своего подчиненного. В те трудные дни его больше всего занимало формирование нового правительства и попытки все же ввести в его состав умеренную оппозицию. Несмотря ни на что! Он встречается с А. И. Гучковым и Н. Н. Львовым, которому хочет предложить портфель министра землеустройства, излагает им свои аграрные проекты, основанные на свободном выходе крестьян из общины.

Затем следует встреча Извольского с Милюковым. Но кругом отказ. Две недели переговоров, а коалиционный кабинет так и не создан. Вместо политических расчетов оппозиция руководствуется чувством обиды, раздражением, боязнью потерять престиж, войдя в правительство.

У Столыпина остается последний небольшой шанс – создать полностью кадетское правительство. Однако если вспомнить, как намеревался Трепов путем создания кадетского кабинета привести страну к диктатуре, то станет ясно: этот шанс не мог быть использован.

В правительство вошли два человека, даже не связанные с бюрократией, – князь Васильчиков, новгородский предводитель дворянства, и профессор Извольский, брат министра иностранных дел. Оба пользовались репутацией умеренных либералов, и Николай II с трудом согласился на их назначение.

Столыпину не раз пришлось сталкиваться с государем, обаятельным, упрямым, нерешительным человеком. Будучи монархистом, Столыпин должен был подчиняться. Будучи реформатором, он должен был спорить. Никогда между ними не было полного понимания.