Читать книгу - "В Ставке Верховного Главнокомандующего - Василий Пронин"

О том, что англичане собираются предпринять Дарданелльскую операцию, нам стало известно лишь за 24 часа до ее начала, когда генерал сэр Вильямс неожиданно 18 февраля сообщил великому князю, что «согласно высказанному им пожеланию» английский флот завтра приступит к исполнению Дарданелльской операции.

По повелению великого князя был немедленно послан на английский флот к Дарданеллам для установления связи и единства действий между ним и нашим Черноморским флотом один из лучших наших офицеров капитан 1-го ранга М.И. Смирнов.

Прибыв к английскому флоту у Дарданелл несколько дней спустя после начала операции, капитан 1-го ранга Смирнов всеми способами старался установить радиосвязь через посредство английских судовых радиостанций с Черноморским флотом, но все его старания оставались, несмотря на благоприятные условия и на незначительное расстояние, безуспешными. Это было для нас в Ставке совершенно непонятно и служило предметом нарекания на Черноморский флот, ибо предполагалось, что в этом виноваты наши радиотелеграфисты.

Однако, как только прибыл к Дарданеллам наш крейсер «Аскольд», который как раз в это время проходил через Средиземное море на пути с Дальнего Востока в Ледовитый океан, связь с Черноморским флотом через его посредство была в тот же день установлена и в дальнейшем действовала безукоризненно.

Всё вышеизложенное, и особенно совершенно беспристрастное свидетельство Клода Фарера, неминуемо приводят к заключению, что англичане во что бы то ни стало хотели появлением раньше нас у Константинополя поставить наше правительство перед совершившимся фактом и тем повлиять на ход будущих переговоров о проливах.

Особенная же торопливость в осуществлении этого плана нужна была англичанам именно после полного разгрома нами турок на Кавказе, ибо этим создавалась благоприятная обстановка для предпринятия с нашей стороны Босфорской операции, в чем англичане, как мы увидим ниже, не ошиблись.

Появление у Константинополя противника, прорвавшегося, безразлично, из Средиземного ли или из Черного моря, неминуемо повлекло бы за собой немедленную капитуляцию Турции, ибо этим была бы пресечена связь между малоазиатской, т. е. анатолийской, и европейской частью Турции. Между тем всё снабжение боевыми припасами главных сил турецкой армии, сосредоточенных в Анатолии, производилось из Германии через Константинополь, а снабжение самого Константинополя и европейской части Турции жизненными припасами и углем производилось из Анатолии.

Кроме того, в самом Константинополе была достаточно еще активная старотурецкая оппозиция младотурецкому режиму и немцам, каковой появление союзников у Константинополя дало бы мощную опору.

Капитуляция Турции вызвала бы целый ряд последствий первостепенной стратегической важности: во-первых, на главный театр войны в Европе могла бы быть переброшена вся наша Кавказская армия — около 250 000 бойцов, и вся английская армия из Египта, около 50 000 бойцов; во-вторых, Болгария, выступление которой находилось в непосредственной зависимости от военно-политического положения Турции и решения вопроса о проливах, не могла бы присоединиться к Германии, и в связи с этим в рядах держав Антанты осталась бы вся сербская армия, которая после выступления Болгарии вынуждена была покинуть Сербию.

Вследствие этих причин военная сила Тройственного союза уменьшилась бы после капитуляции Турции на 700 000 бойцов (500 000 турок и 200 000 болгар), а военная сила Антанты увеличилась бы на 300 000 бойцов (250 000 русской Кавказской армии и 50 000 англичан из Египта).

После капитуляции Турции была бы восстановлена кратчайшая и самая удобная связь России с ее союзниками, вследствие чего значительно увеличилась бы боеспособность ее армии, в которой, как мы уже знаем, ощущался в 1915 г. громадный недостаток боевых припасов, что и принудило ее к общему отступлению.

Таким образом, капитуляция Турции вызвала бы в общей стратегической обстановке разницу в миллион бойцов (700 000 турок и болгар + 300 000 русских и англичан), не считая при этом значительного увеличения боеспособности нашей армии и сохранения в рядах Антанты сербской армии.

Всё это с убедительной ясностью доказывает, что после капитуляции Турции, как неминуемого следствия появления сил Антанты у Константинополя, война закончилась бы скорой победой Антанты, и для России — вместо большевизма — настала бы эпоха небывалого величия и расцвета.

И ничто более красноречиво и убедительно не подтверждает сего, как мысли, высказанные по этому поводу авторитетнейшими государственными деятелями, и особенно немецкими военными вождями.

Бывший американский посол в Турции во время войны Моргентау в своих мемуарах пишет: «нет сомнения, что если бы союзники завладели хотя бы одним из проливов, война окончилась бы гораздо скорей и Россией не овладел бы большевизм».

Знаменитый немецкий морской министр адмирал Тирпиц пишет в одном частном письме от 8 августа 1915 г.: «у Дарданелл идет ожесточенная борьба; если они будут взяты, мы неминуемо проиграем войну».

И, наконец, самый авторитетный немецкий военачальник генерал Людендорф, анализируя обстановку войны 1915 г., пишет в своих воспоминаниях: «если бы флот союзников овладел турецкими проливами, было бы обеспечено снабжение русской армии боевыми припасами, в которых она так сильно нуждалась, вследствие чего положение на Восточном фронте сделалось бы для нас весьма тяжелым; с другой стороны, ее союзники могли бы воспользоваться для своего питания значительными запасами зерна, собранными на юге России».

Зная из этого, какое решающее влияние на исход 1-й мировой войны имел, по справедливому мнению наших противников, вопрос о проливах, приходится глубоко сожалеть о том, что наши высшие военные руководители, не отдавая себе в этом ясного отчета, не включили этого вопроса в план войны, вследствие чего перед 1-й мировой войной не велось для его решения никакой подготовки. К этому мы еще подробно вернемся во второй части настоящих воспоминаний.

* * *

Теперь возникает вопрос: могли английский флот прорваться через Дарданеллы к Константинополю и поставить нас этим перед совершившимся фактом?

Безусловно мог.

Ему это не удалось лишь вследствие ряда грубейших ошибок, сделанных при подготовке и ведении Дарданелльской операции английским командованием и отсутствия у него в решительный момент операции твердости характера.

По этому поводу один из главных участников этой операции, английский адмирал Вимис, говорит, что «во всей мировой истории нет ни одной операции, которая была бы предпринята на столь скорую руку и которая была бы столь плохо организована».

Другой вдумчивый исследователь этой операции, знаменитый французский военно-морской писатель адмирал Давелью, утверждает: «трудно было нагромоздить больше военных ошибок на столь малом театре военных действий, каковым были Дарданеллы».

А Клод Фарер пошел так далеко, что в своем дневнике записал: «на войне ошибки, граничащиеся с глупостью, называются изменой». Под этим он, конечно, подразумевал не измену английским, а союзным интересам.