Читать книгу - "В тени Восходящего солнца - Александр Куланов"

«Только совершенно мудрый может быть руководителем шпионов», — писал Сунь-Цзы в своем знаменитом трактате «Искусство войны», но не было таких людей в 5-й армии на советском Дальнем Востоке. Ощепков рвался из сил, чтобы выполнить все задачи, что-то выполнял, что-то не мог выполнить, но командование начинало верить в его возможность сделать абсолютно все. В 1924 году агент Д.Д. получил потрясающее сообщение:«...при сем препровождаю вам программное задание по разведывательной работе на Сахалине в частности и вообще по Японии как на ее территории, так и в ее колониях — Корее, Формозе и Южном Сахалине. Максимум внимания уделите следующим вопросам, связанным с добыванием сведений о японской армии...w[86]Находившийся в поселке Александровский пост в пустынной части Северного Сахалина, крутивший кино в избе посреди заброшенного гарнизона, Ощепков должен был, по мысли Бурлакова и других своих командиров, собрать разведывательную информацию по Японии и ее колониям, включая Формозу (Тайвань) и Корею. Василий отказался, но, верный долгу, предложил взамен другую командировку — в Токио, откуда он уехал всего 6 лет назад, где ему многое и многие знакомы. Весь план работы, легенду (кинопрокатчик из Харбина, работавший на Сахалине), детали прикрытия Ощепков разработал сам. Начальство же не сразу, но дало себя уговорить.

В октябре 1924 года Ощепков оказался в столице Русского Китая — Харбине. Там он остановился у своего однокашника по семинарии Исидора Незнайко и познакомился со своей землячкой Марией. Официально он был к тому времени женат. Но сама по себе история с его первыми двумя вступлениями в брак до сих пор окутана тайной. Дело в том, что 1 октября 1923 года, оформляя анкету секретного сотрудника, Ощепков в графе «семейное положение» написал странную фразу: «Холост и одинок». Долгие годы она вводила тех исследователей, которые ее вообще замечали, в сентиментальные размышления: уж очень глубокой тоской наполнено это выражение... Холост и одинок... Мне тоже так казалось, пока я не встретил эту же формулировку в... картотеке Антона Павловича Чехова, собранной им на Сахалине. Дело в том, что ссыльнопоселенцам, как мы помним, разрешалось вступать в некоторое подобие гражданского брака для облегчения совместного ведения хозяйства в условиях каторги. Именно такой брак был заключен между родителями Ощепкова. При этом на материке у каторжных мужа или жены могла оставаться венчанная супруга или супруг. Для того чтобы различить, кто в каком браке состоит, администрация каторги и придумала двойную формулировку, в которой супружеские узы подтверждались дважды. «Холост и одинок» означало не тоску по семейной жизни, а отсутствие уз брака в обоих случаях — и на материке, и на острове. Выросший и получивший начальное образование в условиях каторжной администрации, Василий Ощепков невольно перенял и применял и некоторые островные канцеляризмы, которые преследовали его еще долгое время.

Итак, 1 октября 1923 года он был «холост и одинок», а спустя ровно год обратился в харбинский епархиальный совет с просьбой расторгнуть его брак с гражданкой Журавлевой Екатериной Николаевной, и просьба его немедленно была удовлетворена. Странно? Ничуть, если предположить, что Екатерина Николаевна Журавлева была родной сестрой товарища Ощепкова по семинарии и тоже сахалинца Гавриила Николаевича Журавлева, а женитьба на ней понадобилась Василию для получения японских документов, необходимых для въезда в страну, которые он теперь, вступив в брак с местной жительницей, мог получить как островитянин. И харбинское епархиальное управление в 1923 году легко могло пойти навстречу кинопрокатчику, если он объяснил необходимость заключения фиктивного брака страхом перед большевиками и желанием уехать подальше от них — в Японию. Так это или нет, мы пока не знаем: до сих пор эта информация почему-то считается секретной.

Увы, девичья фамилия второй жены Ощепкова — тоже уроженки Сахалина Марии Григорьевны—такая же военная тайна. Мы знаем только, что ей в 1924 году было семнадцать лет и что она был прелесть как хороша — это видно по ее фотографиям.

Немедленно зарегистрировав брак с Марией, глава только что созданной кинопрокатной конторы «Slivy-Film» Ощепков отправляется через Шанхай в столицу уже «Русской Японии» — Кобэ, куца и прибывает 24 ноября. Место прибытия и начала жизни Ощепковых в Японии было выбрано если даже и неосознанно, то очень удачно. После Великого землетрясения Канто, разрушившего до основания Токио и Йокогаму 1 сентября 1923 года (сгорел и «Никорай-до»), Кобэ стал точкой сосредоточения большинства иностранных диаспор Японии. Крупнейший ввозной порт сумел растворить в себе и сделать востребованными довольно большое для Японии количество иностранцев — только русских, по оценке эксперта по изучению русской диаспоры в Японии профессора П.Э. Подалко, там проживало более 300 человек — необыкновенно много для такой закрытой страны, какой была Япония 1920-х годов. В Кобэ до сих пор сохранились остатки «русского квартала» в престижном районе Накаяматэ, где в доме номер 137 Ощепковы прожили около 7—8 месяцев — до середины лета 1925 года, когда они перебрались в Токио. За это время Василий Сергеевич сумел полностью легализоваться в этой стране, получить надежные документы и предложение стать официальным представителем там германской кинокомпании «Вести». Разведывательные возможности в Кобэ вряд ли могли удовлетворить Центр — ничего особенно ценного эмигранты сообщить не могли. Токио сулил новые перспективы, и, перебравшись туда, Ощепков постарался доказать, что ожидания могут быть оправданы.