Читать книгу - "Орел девятого легиона - Розмэри Сатклиф"

Марк вынужден был сдаться.

Последовало долгое молчание. Коттия стояла неподвижно и смотрела на лежащего Марка. Наконец она произнесла:

— Лучше бы мне быть на твоем месте.

Это была из тех фраз, какие говорятся не всерьез, но Марк знал, что она говорит серьезно.

— Благодарю тебя, Коттия. Я этого не забуду. А теперь ступай домой.

В дверях показался Эска, и она послушно отошла в сторону.

— Я ухожу. Когда мне можно прийти опять?

— Не знаю, — ответил Марк. — Это тоже скажет тебе Эска.

Без единого слова она повернулась и вышла на яркий свет. По знаку Марка Эска вышел вслед за ней, и шаги их, затихая, зазвучали на галерее.

Марк прислушивался, пока не наступила тишина. Он лежал, ощущая под рукой привычное тепло мохнатой головы. В животе у него все еще лежал кусок льда, но одиноким он больше себя не чувствовал. Каким-то образом, непонятно каким, волчонок, Эска и Коттия поддержали его, помогли подготовиться к тому, что ожидало его утром.

Золотой свет угасал; тишину вдруг прорезало тонкое, как ниточка, птичье пенье — тоскливая осенняя песенка королька, сидящего в ветвях дикой груши. И Марк вдруг сделал неожиданное открытие: а ведь лето получилось хорошее. Конечно, он тосковал по родным местам, каждую ночь ему снились этрусские холмы и он просыпался удрученный. И все равно лето было хорошим… В один прекрасный день залаял Волчок. Марк удивился, наверное, не меньше самого Волчка. «Волки же не умеют лаять», — сказал он Эске. А тот ответил: «Если растить волка в собачьей своре, то он будет делать все, как они». Волчок, гордый своим достижением, целыми днями оглашал сад визгливым щенячьим лаем. Всплыли в памяти и другие мелкие, но хорошо запомнившиеся события: Сасстикка приносит горячие витые булочки, и они пируют вчетвером; он и Эска сами мастерят охотничий лук; Коттия держит в сложенных ладонях его деревянную птичку… Славное лето. Марк вдруг исполнился благодарности к нему.

Он спал этой ночью спокойным, но чутким сном, как спят охотники, и проснулся от далекого звука горна, играющего побудку в походном лагере.

Руфрий Галарий появился так рано, что осенняя паутина еще лежала густым покрывалом на траве, вся мокрая от росы, а рассветный воздух пахнул остро и свежо. Но Марк давно ждал его. Он ответил на приветствие хирурга и объяснил:

— Мой раб пошел запереть волчонка. Сейчас он вернется.

Галарий кивнул:

— Я его встретил. Он принесет разные вещи, которые нам понадобятся.

Он открыл привезенный с собой бронзовый ящик и принялся выкладывать на сундук орудия своего ремесла.

Прежде чем он кончил, вернулся Эска и принес горячей воды, чистое полотенце и бутыль местной ячменной водки, которая, как считал Галарий, лучше очищает раны, чем вино, хотя и жжет больше.

— Я принесу горячей воды еще, когда будет нужно, — добавил Эска и, поставив все принесенное на сундук, подошел к постели и низко наклонился над ней, как сделал бы Волчок.

Галарий закончил приготовления и обернулся к Марку:

— Итак, готов ли ты?

— Да, — Марк отбросил покрывало и стиснул зубы.

Долгое время спустя он очнулся, вынырнув из черноты, которая обрушилась на него задолго до того, как работа была закончена; он лежал под теплым покрывалом, а рядом стоял Руфрий Галарий, положив свою тяжелую руку ему на сердце, как год назад старый Авл. В затуманенном сознании Марка даже мелькнуло, что это тот самый прошлогодний случай и ему просто снился сон. Но тут же его зрение и слух прояснились, он увидел Эску за спиной хирурга и огромную фигуру в дверях и догадался, что это дядя Аквила. Он услышал отчаянный вой Волчка, запертого в кладовой, и вернулся к действительности, как пловец вырывается из глубины на поверхность.

Тупая боль старой раны сменилась резкой пульсирующей болью, которая отдавалась во всем теле, вызывая дурноту. Марк невольно застонал.

Хирург кивнул:

— Да, разит больно, но скоро поутихнет.

Марк, как сквозь туман, увидел синеватые щеки испанца.

— Ты… кончил? — с трудом пробормотал он.

— Кончил. — Галарий натянул покрывало, рука его была в крови. — Через несколько месяцев ты будешь здоров, как раньше. Лежи спокойно и отдыхай, вечером я зайду. — Он слегка хлопнул Марка по плечу и отвернулся собрать инструменты. — Передаю его в твои руки, сейчас можешь дать ему питье, — сказал он Эске, выходя. Потом Марк услышал, как он сказал кому-то на галерее: — Осколков хватило бы на целого дикобраза, но мышцы повреждены меньше. Мальчик теперь пойдет на поправку.

Затем около него очутился Эска с чашей в руках.

— Коттия… Волчок… — прошептал Марк.

— Сейчас я ими займусь, но сперва выпей.

Эска встал на одно колено около ложа, и голова Марка оказалась на его плече, а прохладный край чаши — у самых губ. Эту знакомую горечь он помнил с прошлого года. Допив чашу до дна, он с удовлетворенным вздохом повернул голову и взглянул Эске в лицо. Лицо у Эски посерело и заострилось, а губы искривились, как у человека, которого вот-вот стошнит.

— Что, так было страшно? — спросил Марк, сделав слабую попытку улыбнуться.

Эска ухмыльнулся:

— Засыпай скорее.