Читать книгу - "«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын"

На следующий день, возвращаясь с Cailloux, мы увидели немцев — последних, каких нам суждено было увидеть: какой-то военный госпиталь драпал по дороге на нескольких автомобилях и камионах. В этот же день на мостах немцы опять продавали владельцам только что реквизированные у них велосипеды; цена была равномерная: 10 000 франков.

К ночи разразилась гроза, и с ней сливались звуки артиллерийской перестрелки где-то очень недалеко. Сообразив по карте и звукам, мы решили, что американцы переправляются около Souppes через Loing. Зрелище, поскольку оно развертывалось в воздухе, было прекрасно видно: массы атакующей авиации, разрывы, осветительные ракеты, и все это вперемешку с громом и молнией. Бой, к нашему удивлению, продолжался часов до четырех ночи. Удивление проистекало оттого, что ничего особенного, по нашим сведениям, в Souppes не было. Мы забыли, что правый берег Loing выше левого и что в нем очень много пещер, которые немцы успели укрепить и использовать.

Утром прибежал Люсьен и стал торопить нас: «Идите скорее, американцы уже тут. По дороге теперь катятся их камионы, артиллерия и танки. Посмотрите, какое у них снаряжение! Они уже побывали в мэрии, и постоянно кто-нибудь из них забегает к нам. Кажется, на некоторое время часть остается тут на отдых»^[1195].

Мы побежали на перекресток и увидели, что там, действительно, стоял американский регулировщик движения, и от Немура катились бесчисленные камионы, автомобили и танки. Тут же стояли толпы любопытных и большое количество американских солдат. Регулировщик держал в руках ребенка, сына Люсьена и Мадлен, и регулировал им движение. «В Америке у меня — такой же», — говорил он любопытным.

Дети и подростки, расположившись перед въездом в деревню, кричали солдатам: «Шоколада, конфет», и очень многие бросали им. Я думал, что американское командование распределило между солдатами продукты для раздачи населению, как имело место при вступлении немцев во Францию, но это оказалось неверно: солдаты раздавали свои порции. Мы прошли в мэрию, где в кабинете у мэра нашли американских офицеров, которые пришли предложить товарообмен: американское консервированное питание в обмен на настоящее мясо, настоящие яйца, настоящее молоко, настоящую зелень, а также — и за деньги. Любопытства ради, мы тоже приобрели коробку с дневным питанием на пять человек. Все оказалось съедобным, кроме отвратительной жвачки.

Мы объяснили Люсьену положение солдат, которые раздают по пути свое питание, и указали на недопустимость и унизительность этого попрошайничества. Он был вполне согласен и вместе с мэром прошел по дороге, чтобы разогнать попрошаек, но ничего поделать было невозможно: они перенесли свои операции подальше от деревни — вот и все. Тут же у перекрестка бельгийская баронесса, как ни в чем не бывало, разгуливала с американскими офицерами, а раскрашенная M-me Flach («Flaque») водила за собой буквально очередь американских солдат. Собачья свадьба!

За мостом через Lunain, несколько ниже Cailloux, устраивался американский лагерь: палатки, брезентовые дистилляторы для воды, кипятильники, и речонка была переполнена купающимися солдатами. Другой лагерь устраивался ближе к Немуру — в местности, называемой «Tir», на ряде лесных просек. Лагерь был переполнен гуляющей публикой.

Откуда-то издалека, со стороны Montereau^[1196], доносился гул орудий. На дорогах, на канале у Loing, всюду находилось брошенное немцами имущество, и из разных деревень власти организовывали захватные экспедиции. Для Nonville эта операция прошла очень удачно, и во избежание «недоразумений» товар был немедленно распределен среди населения. И мы получили на свою долю шесть кило сахара, два кило масла и два кило сыра. Я забыл в своем месте упомянуть об этих нерегулярных операциях: однажды, еще при немцах, придя в мэрию, я нашел на столе в кабинете мэра двух незаконно зарезанных баранов, которых опытный Chaussy и неопытный Люсьен делили на порции; нам также досталась некоторая доля.

Через американцев мы вовремя узнали о восстании в Париже и его освобождении. Для нас встал вопрос, что делать дальше. Хотелось, естественно, вернуться к себе, во всяком случае — снестись с Парижем по почте, узнать, что сталось с нашими друзьями и нашим имуществом. Но для этого не было никакой возможности и стало ясно, что она откроется еще не скоро: Nonville не находился ни на железной дороге, ни на одной из автобусных и автокарных линий.

В этом отношении Achères был гораздо более благоприятным пунктом, но и для путешествия туда не было тоже никакой возможности: пока бои происходили недалеко, пока мы находились в прифронтовой зоне, нельзя было и думать об этом. Наш приятель-почтовик не показывался; почта не шла. Оставалось спокойно сидеть на месте, гулять, собирать грибы, которых появилось необычайно много, и великолепную небывалую ежевику, сменившую на Cailloux землянику, не пренебрегая яблоками и грушами, которые поспевали.

Сведения даже из ближайших мест в первые дни были неточны и противоречивы. Например, про Nemours говорили, что перед уходом немцы взорвали мосты. Но если так, то каким образом катились бесчисленные американские обозы? По проверке оказалось, что немцы минировали мосты, но немецкому коменданту была предложена и принята им крупная взятка, в результате чего мины взорвались, но не совсем в надлежащем месте. В первые дни после освобождения в Nemours были острижены наголо все женщины, которые водились с немцами, а на воротах и дверях немецких прихлебателей были дегтем намазаны свастики. И тот и другой способ, по-видимому, широко применялись.

Через несколько дней после освобождения появился в деревне первый очевидец и участник событий в Париже: полицейский, муж одной из дочерей нашей молочной фермерши. Он рассказал, что для полиции пришло время восстать против немцев, иначе после освобождения ей было бы скверно; роздали оружие, и полицейские участвовали в уличной борьбе. В благодарность лично он получил от префекта разрешение и, что особенно ценно, возможность съездить на две недели в деревню — навестить родителей, жену и детей. Приехав с американским камионом, он уехал тем же способом^[1197].

Около Tir, где расположились американцы, возник настоящий базар. Люди приходили отовсюду, даже из Немура. Вокруг лагеря быстро появилось много куч с американскими отбросами, и около них постоянно кто-нибудь возился.

Еще бы: избалованные американцы бросали вещи, которые здесь считались вполне годными к употреблению. Иногда валялись целые круги сыра, брошенные по совершенно непонятной причине, или предметы одеяния, белье, коробки для дневных солдатских порций в то время, как картонки для посылок самого скверного качества продавались в магазинах втридорога. Неудивительно, что в этом мусоре копались даже очень богатые люди, например — M-me Chaussy. Товарообмен шел вовсю, и обе стороны, после двух-трех дней идиллии, пытались надуть друг друга.