Читать книгу - "Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский"

Действительно, его аккуратность и педантичность в ведении дела феноменальны; и если принять в соображение размеры, до которых дошла халатность и небрежность в этом ведомстве, то эта аккуратность и педантизм в требовании исполнительности – являются первым условием для нового хозяина в этом развалившемся хозяйстве.

Затем как знание дела, как практическое знакомство с делом, как знание науки этого дела, как знакомство со всеми видами железнодорожного дела, вряд ли в России найдется кто-либо даже близко к нему подходящий. И в заключение честный, даровитый, железно-стойкий и энергичный и знающий все мошенничества этого мира инженеров насквозь и вдоль и поперек.

Словом, смею сказать, Государь, Бог его создал и хранил для Вас, я в этом с фанатизмом убежден. Я уже писал Вам, Государь, о нем, в интриге по поводу его мысли учредить центральное военно-железнодорожное бюро^[851]. Интриг было без конца, чтобы затормозить это нужнейшее дело, и его затормозили. В мае должна была по Высочайшему повелению состояться под председательством [В. В.] Салова приготовительная по устройству этого бюро комиссия. Теперь ноябрь, и комиссия ни разу не созывалась. Главными деятелями в интриге против мысли, принятой в Комиссии фельдмаршалов^[852], принятой военным министром и признанной Вами – были разумеется Посьет, Салов и… Обручев. Как я писал Вам прежде, Обручев вопреки и тайно от [П. С.] Ванновского отчислил даже от Главного Штаба Вендриха. И я думаю, что при невозможности сказать что-либо против Вендриха в смысле инженера знающего и дельного, Обручев достиг того своим влиянием на военного министра, что если при нем скажут: «Да, но Вендрих беспокойный человек», он промолчит и не скажет слова в его защиту.

Да и зачем спрашивать других, когда Вы бы могли, Государь, получить впечатления непосредственно от человека Сами, призвав к Себе Вендриха и выслушав его. Я убежден, что после получасовой беседы Вы сами увидите, что это за выдающаяся по живости, по знанию, по дельности личность.

И кроме всех заслуг он имеет еще ту весьма важную, что он никаких связей с этим инженерным миром не имеет, что он совсем свежий и новый человек, но зато имеет все сведения об этом мире. И вдобавок консерватор.

И потом – в случае, если бы он Вам понравился, – назначение его управляющим министерством не связывает назначением министром; он назначается в виде опыта на год, на два, управляющим, и результаты все скажут.

Вот что я бы сказал Государю с убеждением – непоколебимым в правде моих слов.

Но скажут мне: это смелая, даже дерзкая мысль. Молодого полковника – никем не названного, мало кем даже известного – выставлять в кандидаты на министерский пост!

Да, это дерзкая мысль, но только дерзкие мысли рождают великие последствия. И не дерзкая только это мысль; это мысль вдохновенная великостью и торжественностью минуты; это мысль, которая может оказать глубокое, потрясающее нравственное значение. Она сказала бы: прочь старые предания инженерного мира; молодой, даровитый, но смиренный инженер возвышается Царем за то, что был честен, за то, что трудился, и это было бы историческим событием!

Впрочем, есть еще мысль, стоящая внимания. Почему нужно министерство путей сообщения? Отчего бы не упразднить его, разделив на два главные управления, самостоятельные – водяных сообщений и железных дорог. На первое место есть созданный кандидат – нижегор[одский Н. М.] Баранов. Вода и энергия – его стихия! А на второе – Вендрих. Когда нужно, они имели бы доклады, заседали бы в Госуд[арственном] сов[ете] и в Комит[ете] министров по своим делам и под собственною ответственностью вели бы дело!

Это практическая мысль. От разделения на два главных управления ведомства путей сообщений – сам собою уничтожился бы дух этого ведомства, и два энергичных начальника могли бы в короткое время создать новое поколение инженеров. Вся сволочь исчезла бы, растаяла. Баранов стал бы брать моряков, Вендрих только честных инженеров^[853].

И это опять-таки было бы историческим подвигом мудрости Государя.