Читать книгу - "Великая сталинская империя - Юрий Фролов"

Иностранные наблюдатели, включая германских посланников, отмстили в своих донесениях оборонительный характер советских акций в Прибалтике. Например, германский посланник в Таллине Фровайн сообщал в Берлин, что «поведение русских военных создает впечатление торопливости, нервозности, как будто опасаются нападения». При новых правительствах отношения СССР с Прибалтикой утратили международный характер: все основные действия правительств осуществлялись по директивам из Кремля и его представителей на местах.

Однако как ни старались Молотов и его доверенные полпреды подобрать самых покорных людей из числа прибалтийских левых, среди последних в силу национальной психологии все равно жила тяга хотя бы к ограниченной, но — самостоятельности. В правительствах нашлись люди, «тихо» выступавшие в пользу статуса, схожего с тем, который имела Финляндия в Российской империи: речь идет о широкой внутренней автономии при строе, в целом близком к строю метрополии. Это означало, что прибалтийские страны были бы довольны, находясь под военным и внешнеполитическим протекторатом. А в этом желании содержался намек на установление социал-демократических и народно-демократических режимов, в своей политике ориентировавшихся на Москву.

Но дело в том, как нам известно, что Сталин не мог терпеть социал-демократов, видя в них проводников буржуазной идеологии. В этом смысле он был закоренелым консерватором и не собирался менять своего давно устоявшегося мнения. Германский посол в Таллине докладывал в Берлин, что среди членов правительства и профсоюзных лидеров республики есть люди, «тормозящие процесс советизации». Иными словами, несмотря на полную зависимость прибалтийских республик от СССР, советскому правительству все же требовалось какое-то время для овладения внутриполитической ситуацией в этом регионе.

В начале июля 1940 года ситуация прояснилась, и правительства трех стран объявили о проведении 14–15 июля выборов в парламенты. Прибалтийские руководители надеялись создать такой депутатский корпус, через который можно было бы провести решения конституционного характера. Но препона была в том, что выборы были назначены Москвой, которая имела свои планы в отношении подбора депутатского корпуса. 17 июля результаты выборов стали известны. В Таллине состоялось совещание Жданова, Вышинского и Деканозова. Из косвенных источников нам известно, что на совещании говорилось о стопроцентной советизации Прибалтики. И это подтверждается содержанием повесток для состоявшихся вскоре сессий парламентов. Все повестки были однотипны, в них говорилось о провозглашении Советской власти и принятии деклараций о вхождении в СССР. Жданов, Вышинский и Деканозов добились своего: они преодолели, подавили националистические, демократические настроения некоторых членов правительств и парламентариев.

21—22 июля сеймы Литвы и Латвии и Госдума Эстонии приняли декларации о государственной власти и вхождении своих стран в СССР. Так была узаконена Советская власть в Прибалтике. Произошла полная советизация. А 3–6 августа 1940 года Верховный Совет СССР принял законы о вступлении трех стран в СССР в качестве союзных республик. Процесс, намеченный Сталиным и оперативно осуществляемый Молотовым, Ворошиловым, Ждановым, Вышинским, Деканозовым, закончился. В СССР появились еще три «братских» республики.

* * *

По официальному заявлению советского правительства 26 ноября 1939 года в Майниле в результате внезапного артобстрела с финской стороны погибли несколько советских военнослужащих. Советская сторона решила пресечь провокационные действия Финляндии и открыла ответный огонь с введением на сопредельную территорию нескольких подразделений Красной Армии. Так, по крайней мере, утверждала советская пресса в ноябре 1939 года.

Финны уже в первые дни столкновения наотрез отрицали, что это они открыли огонь, и на весь мир обвиняли СССР в провокационных, агрессивных действиях. Многие зарубежные авторы обвиняют в стрельбе НКВД, однако в пользу этой версии нет ни единого доказательства. Наши эмигрантские историки уже тогда считали, что НКВД запросто мог открыть огонь по своим и списать это на финнов. В общем-то это вполне вероятно, но опять же — где доказательства? И финны не могут привести доказательства своей невиновности.

И все же ныне, наконец, бесспорно доказано, что стреляли с советской стороны. Есть расхождение только в данных о количестве жертв. В списках личного состава войск, базировавшихся в Майниле 25–27 ноября, количество людей остается неизменным. Высказывалось предположение, что орудийные выстрелы раздались вследствие неосторожного обращения молодых артиллеристов с заряженными пушками. Но тогда почему их зарядили? И почему снаряды упали там, где находились наши бойцы? Или же это было непроизвольное наведение, так сказать — учебное? Тогда почему при учебной наводке орудия оказались заряженными? Словом — замкнутый круг.

Советские бойцы шутили, что уж «Маннергейма-то не обойти»! уже через неделю после начала боевых действий. Что же в действительности представляла из себя знаменитая «линия Маннергейма», где в декабре надолго увязли наши войска, прежде чем прорвались через супероборонительную систему Европы конца 1930-х годов?

«Линия Маннергейма» — это общее название огромной оборонительной территории длиной 130 км и глубиной 90 км. А собственно оборонительная линия, состоящая из дотов и других долговременных укреплений, называлась «позицией Энкеля» — по имени ее создателя, генерал-майора финской армии.

В общем же плацдарм Маннергейма насчитывал 296 железобетонных и 897 гранитных дотов. Широко использовались также и деревянные укрепления. Перед дотами — гранитные надолбы, непроходимые для всех типов легких и средних танков, дополнительно — несколько десятков рядов колючей проволоки. Все подходы к дотам заминированы. На территории укрепрайона были также заминированы все дороги и их обочины. Мины висели чуть не на каждом кусте, выходившем ветвями на дорогу. При отступлении из приграничных городков и сел финны минировали в домах каждую дверь и окно. Зачастую, как показывают многочисленные советские солдаты, финские жители при отступлении сами поджигали свои дома, чтоб они не достались красноармейцам для обогрева в лютые 30—40-градусные морозы и не могли использоваться как оборонительные пункты.

Опасаясь советского вторжения, финны предусмотрели все до тонкостей: даже лед Финского залива заминировали в пределах своей границы, чтобы исключить возможность обходных маневров наших войск. Западные военные эксперты единодушно считали, что в отличие от французской «линии Мажино» или германской «линии Зигфрида» обойти стороной или прорвать «линию Маннергейма» при существующих технических возможностях практически невозможно. Или почти невозможно.

Гитлеру его генералы, побывавшие в Финляндии и видевшие это чудо-оборонительную систему, докладывали, что для ее штурма потребуются усилия титанической армии, а на такие усилия в Европе, включая русских, не способна ни одна армия. Да и штурмовать такую глубокоэшелонированную и искусно спланированную оборону — значит лишиться всей армии. «На подобное никто не отважится», — примерно к этому заключению сводились оценки крупных специалистов по наступательному и оборонительному бою.