Читать книгу - "Русские летописи и летописцы X - XIII вв. - Петр Толочко"

Конечно, это утверждение не принадлежит Никону. Но кому? И насколько эта автобиографическая подробность кажется логичной в чужой статье? На первый вопрос А. А. Шахматов уверенно ответил, что летописец, говорящий о своем приходе к Феодосию, это составитель Начального свода.^[156] Вторым вопросом он и вовсе не озаботился. Между тем кажется маловероятным, чтобы позднейший летописец сообщил о своем приходе к Феодосию не в своем оригинальном тексте, а в чужом, пусть даже и слегка подправленном.

Окончание летописной статьи 1051 г., как полагал А. А. Шахматов, принадлежит несомненно Никону. Несколько смутила его только заключительная фраза: «А о Феодосьевѣ житьи паки скажемъ».^[157] «Что такое „паки“? — вопрошает А. А. Шахматов. — Не предполагает ли оно непосредственного продолжения этой фразы рассказом о житии Феодосия? А между тем такого продолжения не находим».^[158]

Выше слово «редактор» применительно к Нестору взято в кавычки. Проведенный текстологический анализ статьи 1051 г. убеждает, что его участие в составлении сказания о начале Печерского монастыря не ограничилось только редакцией (по-видимому, весьма существенной) текста предшественника. Есть все основания считать, что летописная статья была дополнена его оригинальным текстом о заслугах Феодосия перед Печерским монастырем.

Подводя итог сказанному выше, можно со значительной долей вероятности утверждать, что летописная статья 1051 г. (если и не целиком, то в значительной части) была написана тем же самым Нестором, который затем составил и «Житие Феодосия». Сомнения А. А. Шахматова и других авторитетных исследователей летописи о непричастности Нестора-агиографа к летописному сказанию, как и к летописанию вообще, могли бы претендовать на убедительность, если бы историческая письменность времен Киевской Руси не сохранила труда, заявленного в статье 1051 г. Но обещанное летописцем «Житие Феодосия» есть и он сам позаботился о том, чтобы современники и потомки знали его имя.

Статья 1065 г. В перечне недобрых знамений летописец помещает и рассказ о том, как из киевской речки Сетомли рыбаки выволокли ребенка-уродца, свидетелем чему он будто бы был. «В си же времена бысть дѣтищь вверженъ в Сьтомль; сего же дѣтища выволокоша рыболове въ неводѣ, его же позоровахомъ до вечера, и пакы ввергоша и в воду».^[159]

А. А. Шахматов, относивший появление этой статьи к своду 1074 г., высказал мысль, что ее содержание «как будто не позволяет признать самого Никона составителем продолжения к Древнейшему своду».^[160] Однако из этого затруднения он вышел таким образом, что над летописью в Печерском монастыре работал и другой автор, а может и не один, который говорит о себе, что смотрел на извлеченного из Сетомли уродца.^[161]

Наверное, во времена Никона в Печерском монастыре трудился не один летописец, но только основанием для такого утверждения не может быть статья 1065 г. Сообщение «позоровахомъ до вечера» не говорит о том, что на это срамное зрелище любовался в продолжение целого дня благочестивый печерский монах — коллега Никона. Это, несомненно, воспоминание о своем детском впечатлении, записанное в зрелом возрасте. И если это действительно так, то ни Никон, ни его неизвестный соавтор к этому сообщению не причастны. Им был более поздний летописец, который в 1065 г. пребывал еще в детском возрасте.

А. Г. Кузьмин, будучи убежден, что «Повесть временных лет» составлена Сильвестром, именно его считал автором статьи 1065 г. На этом основании он вычислил даже дату его рождения — 1055 г., полагая, что сетомльское чудо он наблюдал в 10-летнем возрасте.^[162]

В одной из статей нами был сделан подобный расчет относительно Нестора. Приписываемая ему мумия в лаврских пещерах была исследована антропологами. Удалось установить, что возраст умершего достигал 60–65 лет. Предположив, что умер он около 1113 г., получим приблизительную дату рождения — 1053 г. В 1065 г., таким образом, он тоже был в детском возрасте и мог впоследствии описать виденное.

Статья 1074 г. Отсутствие житийного продолжения в статье 1051 г. навело А. А. Шахматова на мысль, что рассказ о начале Печерского монастыря утратил свое окончание. Какие-то отрывки его, как ему казалось, дошли до нас в статье 6582 (1074) года, где говорится об успении Феодосия, а что-то и вовсе оказалось утраченным.^[163]

Такое объяснение кажется слишком сложным и искусственным. Во-первых, в статье 1074 г. говорится не о житии Феодосия, а об его кончине: «Скажем же о успеньи его мало». А во-вторых, совершенно нет оснований для утверждения, что какой-то позднейший редактор — составитель летописи перенес вторую часть статьи 1051 г. в статью 1074 г. Она представляет собой вполне самостоятельный и очень подробный рассказ о последних днях Феодосия, его завещании монастырской братии, а также о его духовных единомышленниках. Где же и быть такому рассказу, как не в статье, сообщающей о кончине Феодосия. Наоборот, в статье 1051 г. этот панегирик был бы неуместен и неестествен.

После сообщения о кончине Феодосия летописец рассказывает о его сподвижниках и учениках Демьяне, Еремие, Матвее, Исаакии, которые «яко свѣтила в Руси сьяють». А. А. Шахматов полагал, что настоящее время глагола «сияют» свидетельствует, что автором рассказа был современник Феодосия и его еще живущих сподвижников. Вряд ли это убедительный аргумент. Печерские угодники «сияют» всегда, независимо от того, живы они или уже почившие в Бозе. Демьян умер раньше Феодосия, о чем сказано в этой статье. Не мог быть живым современником автора рассказа и Еремия, который «помняще крещенье землѣ Русьскыя». Матвей жил еще и при игуменстве Никона. Исаакий умер не ранее 1088 г. и был похоронен игуменом Иоанном.

О позднем составлении житийных сказаний, содержащихся в летописной статье 1074 г., свидетельствует рассказ Матвея о том, как он однажды увидел на месте опоздавшего к службе игумена Никона осла. Конечно, невозможно предположить, чтобы такая оскорбительная запись появилась в монастырской летописи при жизни Великого Никона. В рассказе об Исаакии сказано, что он «от игумена Никона приимше раны». Нет сомнения, что и эта антиниконовская выходка могла появиться в летописном тексте только после его смерти.

Из всего сказанного выше явствует, что автором кратких сказаний в статье 1074 г. не мог быть современник Феодосия. Заключительная часть похвалы черноризцам Печерского монастыря однозначно указывает на то, что составлялась она тогда, когда никого из выдающихся сподвижников Феодосия уже давно не было в живых. «Таци ти быша черноризци Феодосьева манастыря, иже сияють и по смерти, яко свѣтила, и молять Бога за сдѣ сущую братью, и за мирьскую братью».^[164]