Читать книгу - "Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова"

С кончиной царицы Петр стал главой нарышкинской партии и самостоятельным правителем. Наверное, все четыре года он держал в уме предлог к войне. Теперь пришла пора вспомнить об этом обращении. 20 января 1695 года на постельном крыльце Кремлевского дворца был сказан московским служилым людям, дворянам и стрелецким головам государев указ собираться в поход «для промысла над Крымом».

Начался первый Азовский поход.

Трудно представить, что Петр самостоятельно разработал план похода. Скорее всего, эту мысль ему подсказали военные советники из иностранцев — по-видимому, Гордон.

В этом трагическом предприятии царь вел привычную жизнь: с попойками, куражом и девками. Но между этими занятиями и проигранными боями он находил время, чтобы писать письма сестре Наталье — и Анне. Анна отвечала царю не собственноручно, а через секретаря: она не умела писать по-русски. Письма были выдержаны в подобающем стиле, подписаны — «ваша слуга». Иногда она посылала Петру маленькие посылочки: «четыре цитрона и четыре апельсина», извиняясь, что не смогла достать больше. Тут же она просила царя подарить ей какую-нибудь волость «для многолетнего здравия царевича».

Просьба была не ко времени. Армия задыхалась, истекала кровью, упершись в ненавистные рыжие стены Азова. Турки заблаговременно усилили гарнизон крепости и основательно укрепили ее стены. Понеся большие потери под стенами Азова, русская армия возвращалась назад в Москву. В качестве трофея вели единственного пленного турка.

Австрийский дипломат Отто Плейер ехал через месяц тем же путем, каким шла петровская армия. Он записал в своем дневнике: «По дороге я видел, какие большие потери понесла армия во время своего марша, хотя и не преследуемая неприятелем; нельзя было без слез видеть, как по всей степи на протяжении 800 верст лежали трупы людей и лошадей, наполовину объеденные волками».

Тем не менее, используя уроки Софьи, правители устроили возвратившимся войскам торжественную встречу. Царя Ивана оторвали от его благочестивых занятий и заставили благодарить участников похода за верную службу. Был устроен благодарственный крестный ход.

«Петр не упал духом, но вдруг вырос от беды и обнаружил изумительную деятельность, чтобы загладить неудачу», — отмечал самый расположенный к Петру русский историк Соловьев.

С. М. Соловьев являлся придворным летописцем династии Романовых. Каждый год он выпускал новый том своей истории России. Каждый том благосклонно принимался царствующим домом. Прекрасно владеющий пером умный человек мог любое непотребство властителей представить как простительную детскую шалость, любое поражение как трамплин для будущей победы, любую подлость — как блестящий дипломатический маневр. Что, собственно, от него и требовалось.

Соловьеву вторит известный военный историк П. О. Бобровский: «Начинание молодого царя в военном деле не было благословлено успехом. Враждебные Петру люди поднимали головы, это ведь не то, что кораблики строить, под Кожуховом тешиться, с немцами пировать. Но эта самая неудача обнаружила в юном государе великого человека. Она подняла в нем силы, удвоила, утроила в нем энергию, чтобы загладить неудачу и упрочить успех второго похода».

С лихорадочной поспешностью, без всякого соблюдения технологических требований царь принялся за постройку под Воронежем флота. Вырубались вековые дубравы, древесина мокла и гнила под дождем и снегом, рассыхалась от солнца и ветра… Под торопливыми топорами запуганных плотников возникали корабли для Азовского моря.

Петр постигал все, «относящееся до морского дела, и был превосходным капитаном, изрядным лоцманом, добрым матросом и умелым плотником. Сие тем паче достойно всяческого уважения, что от рождения страдал он сильнейшей водобоязнью и в детские годы не мог без дрожи во всем теле даже переехать через мост и приказывал затворять в карете деревянные ставеньки. Однако природная смелость и сила духа позволили ему возобладать над сей слабостью», — писал Вольтер в своей «Истории Карла XII, короля Швеции, и Петра Великого, императора России». Действительно, до четырнадцати лет Петр испытывал непреодолимое отвращение к морю. Теперь же он слышал, как быстро рассекаемая вода плескалась под килем, и ощущал нечто подобное тому, что ощущаешь, влетая слишком высоко на качелях или катаясь с горы. Быстрота, с которой неслась лодка, захватывала дух, вид необозримого морского пространства, величественного и устрашающего, давил на грудь. Победа над собою относительно врожденного отвращения его к воде была одержана.

Построив первый русский Донской флот, Петр назначил Франца Лефорта его командующим. Царь понимал, что у адмирала представления о флотском деле весьма туманны: он всего лишь некоторое время жил на берегу Леманского озера. Поэтому он подобрал своему фавориту помощников для командования только что построенным флотом. Первым заместителем Лефорта, или вице-адмиралом, был назначен состоящий на русской службе итальянский полковник Лима. Весь его морской профессионализм заключался в том, что у себя на родине в Венеции он был гребцом на галерах. Контр-адмиралом стал Балтазар де Лозьер, флотская подготовка которого сложилась из вояжа в качестве пассажира из Персии в Россию по Каспию и Волге.

Петру необходимо было ехать в Москву: 29 января скоропостижно скончался царь Иван. Еще три дня назад он слушал литургию в дворцовой церкви и собственноручно угощал придворных. Свидетельства о том, что он уже давно был парализован, плохо согласуются с крестным ходом на Москву-реку, который царь совершил за три недели до смерти. Но не подлежит сомнению, что он долго и тяжело болел.

Петр стал самодержцем, единственным государем российским.

Это событие изменило и статус Евдокии, и положение Анны Монс.

Евдокия официально возвысилась над Прасковьей Салтыковой, вдовой старшего царя Ивана, сумевшей родить только трех дочерей. Царь испытывал к племянницам и невестке, умевшей ему угодить, теплые чувства, что делало Прасковью персоной весьма значительной. Скорее всего, Петр благоволил ей из-за отсутствия у нее мужского потомства. Ведь, роди Прасковья сына, он обладал бы преимущественными правами на отчий престол перед детьми младшего брата и перед ним самим.

С Евдокией же государь все больше расходился. Из человека полезного и приятного она перешла в разряд назойливых и докучных. После смерти царевича Павла в 1693 году детей у царицы не было. Правда, на эти годы пришлась закладка флота в Архангельске, смерть Натальи Кирилловны и Кожуховские потешные маневры; почти год царь провел в Азовском походе, а перед этим деятельно к нему готовился. Но ведь можно было выкроить немного времени для законной жены.

Семейное счастье супругов было поколеблено и происшествием с родным дядей царицы, Петром Авраамовичем Лопухиным. Обвиненный в краже казенных денег, он был пытан Петром, который не пожалел дядюшку супруги.

Родственные чувства Евдокии страдали, ее гордость и самолюбие были уязвлены, и она не всегда могла сдержать упреки.

Она знала об увлечении мужа немецкими девками с самого начала — слухи в Москве переносились мгновенно. При нечастых встречах с Петром царица не могла себя сдержать и устраивала сцены ревности, упрекала мужа в жестокости, пренебрежении. Однако, остыв и поразмыслив в разлуке, писала ему нежные письма, предлагала приехать к нему, звала к себе, продолжала называть «светом очей, лапушкой». Ей нужны были дети, сыновья и дочери, но обида не позволяла смирить себя и хотя бы для видимости подделаться под вкусы и пристрастия мужа, как это делала хитрая и дипломатичная царица Прасковья. Та, будучи женщиной старых понятий, старого образа жизни и привычек, религиозная по-старинному, постоянно умудрялась угождать Петру путем целого ряда уступок, быстрым исполнением его воли, заискиванием у людей, пользующихся его расположением.