Читать книгу - "Разведка. Вымыслы и правда. Как создается мифотворчество о деятельности специальных служб - Виталий Чернявский"

Слухи о южном маршруте преследовали и другую цель: отвлечь внимание Москвы от направления главного удара фашистской агрессии — через Белоруссию на Москву. И надо признать: этот замысел Гитлеру удался.

Главный фактор в молниеносной войне против Советского Союза — внезапность — был достигнут. Внезапность не в самом факте нападения, как это думают многие, такой внезапности достичь было невозможно: слишком крупные военные силы были сконцентрированы у наших рубежей. Но фактор внезапности присутствовал: немцам удалось направить свои главные удары в других местах, там, где их не ожидали. Это, во-первых. А во-вторых, именно на этих направлениях они сумели создать перевес в живой силе и особенно технике в шесть — восемь раз. Вот это показалось неожиданностью для Советского командования, что повлекло за собой крупные неудачи Красной Армии в начале Великой Отечественной войны.

В тотальной дезинформационной операции были особо предусмотрены меры по компрометации подлинной даты начала агрессии путем распространения взаимоисключающих друг друга данных. Вот почему даже такие надежные и проверенные источники информации, как Арвид Харнак (Корсиканец) и Рихард Зорге (Инсон), называли точные, по их мнению, даты нападения вермахта на СССР. Потом ничего не происходило и появлялись новые сроки. Это раздражало Сталина и подкрепляло его подозрения в отношении того, что разведка сообщает ему неверные данные. И если он примет их за чистую монету и отдаст приказ мобилизовать советские вооруженные силы и выдвинуть их на границу с Германией, то Советский Союз в глазах всего остального мира станет агрессором, по вине которого разгорится новая мировая бойня.

Анализ работы ряда резидентур НКВД, в частности берлинской группы, которую возглавляли Корсиканец и Старшина, и принадлежащей Разведуправлению РККА токийской точки, которой руководил Инсон — Рамзай, проведенный в послевоенное время, показал: в период непосредственной подготовки к войне наряду с достоверной информацией поступали противоречивые данные о целях и сроках нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Указанные резидентуры тем не менее добросовестно передавали в Центр все сведения, которые они добыли, включая дезинформационные.

Тут нужно принять во внимание два момента. Во-первых, немецкие спецслужбы, как мы уже отмечали, сумели создать точный психологический портрет хозяина Кремля, основу которого составляла непоколебимая вера в свою непогрешимость. Раз он решил, что Гитлер не будет воевать на два фронта, то так и будет. Фюрер не двинет вермахт на Советский Союз, пока не поставит АнгЛИЮ на колени. И все, что не укладывалось в рамки его, Сталина, анализа, можно было рассматривать как дезинформацию, направленную на то, чтобы втянуть советское государство в мировую войну или, на худой конец, изобразить его инициатором новой агрессии.

Во-вторых, объективная оценка огромного объема информации, оперативное выявление дезинформационных наслоений затруднялось отсутствием не только единого аналитического центра в разведывательной системе Кремля, но и соответствующих структур в главных разведслужбах — внешней разведке НКВД — НКГБ и воен-ной разведслужбе. Ведь аналитическое подразделение в Первом управлении НКГБ было воссоздано только в конце 1943 года, а соответствующая структура в Разведуправлении Красной Армии ещe позже.

Поэтому с 1938 по 1943 год — пять долгих лет — информация, добытая внешней разведкой госбезопасности и военной разведслужбой, докладывалась на самый верх, руководителям государства и вооруженных сил, так сказать, в «чистом виде», такой, какой ее получали от агентуры, без глубокой оценки и анализа.

Все это сильно мешало политическому руководству Советского Союза точно определить, когда и при каких условиях Гитлер бросит свою отмобилизованную и полностью оснащенную современной военной техникой армию против Москвы. Мы уже убедились в том, что даже накануне агрессии Сталин и большая часть Верховного командования воспринимали точную дату нападения весьма скептически. Они безапелляционно заявляли, что с подобными «дезинформационными штучками» им уже не раз приходилось сталкиваться в недалеком прошлом. И при этом ссылались, например, на тот факт, что перед вторжением вермахта в Чехословакию советские разведслужбы четыре раза докладывали о сроках этой акции — в мае, августе и дважды в сентябре 1938 года, но все эти сведения оказались ложными.

Кстати сказать, советская разведка с марта до середины июня 1941 года доложила политическому и военному руководству Советского Союза шесть различных сроков возможного немецко-фашистского нападения, но они не подтвердились. Действительная дата — 22 июня — была названа только седьмой. И на нее Сталин, естественно, обратил мало внимания. Фюрер рассчитал точно: чем больше называют сроков нападения, тем скорее признают их за «липу».

Вот так были дезориентированы хозяин Кремля и его ближайшие советники и помощники.

Нужно учесть еще одно обстоятельство. Перед войной советская разведка не смогла полностью раскрыть стратегические планы Германии, касающиеся развязывания и ведения военных действий против СССР. В 1932–1937 годах разведка Кремля добывала такие документы. Но затем с потерей агентурных позиций в период сталинско-бериевских репрессий подобную документальную информацию не удалось получить. Речь идет в первую очередь об указании Гитлера от 22 июня 1940 года разработать план «Барбаросса»: о совещании руководящего состава вооруженных сил Германии 31 июня 1940 года, на котором были учтены стратегические цели и предварительные сроки начала и окончания войны против Советского Союза; о совещании у Гитлера 5 декабря 1940 года, на котором предварительно обсуждался план «Барбаросса»; об утверждении Гитлером директивы № 212 о введении в действие плана «Барбаросса» (подготовительные мероприятия завершить к 15 мая 1941 года); об утверждении Гитлером 30 апреля 1941 года окончательной даты нападения на СССР.

У большинства руководителей разведки Кремля, впрочем, как и у многих высших государственных, политических и военных деятелей, не было сомнений, что война, несмотря на их усилия, быстро приближается. Однако все они не представляли, как она начнется: с провокации ли (как случилось с Польшей), или с ультиматума (о чем широко распространяла слухи немецкая сторона), или же с внезапного удара.

Звучит несколько парадоксально, но сам Кремль подсказал Гитлеру идею, как нужно действовать, выступив 13 июня 1941 года с заявлением, распространенным ТАСС. В нем слухи о возможном германо-советском столкновении были объявлены неуклюжим пропагандистским шагом враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны. Далее в сообщении говорилось: ни СССР, ни Германия к войне не готовятся, военные мероприятия, проводимые ими, не имеют касательства к советско-германским отношениям. И особенно подчеркивалось, что «Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место».

Искушенные политики без особого труда сделали вывод, что Москва готова обсудить с Берлином создавшуюся обстановку и германские претензии и предложения. Руководители немецко-фашистского государства сообразил и это еще быстрее, но не откликнулись на инициативу Кремля и продолжали играть в молчанку. А по доверительным каналам «бюро Риббентропа» и Службы безопасности советскому полпредству была подброшена дезинформация о том, что заявление ТАСС не произвело на немецкое руководство никакого впечатления и что в Берлине не понимают, чего хочет Москва.