Читать книгу - "Василий Темный - Борис Тумасов"

Колымага покачивалась на ухабах, перестукивали колеса. Великий князь молчал, молчал и боярин Всеволжский.

Впряженная цугом колымага втянулась в ворота лавры, остановилась. Ближние бояре распахнули дверцы, помогли великому князю выбраться.

* * *

В дальнюю дорогу готовились всем двором. Да что там двором, пол-Москвы подняли: кузнечную слободу, каретный ряд, шорников. Шили новую сбрую, перебирали спицы колес, отягивали шины, ковали коней. Великий князь Василий в Орду готовился.

А во дворе московского великого князя суета сует. На поварне пекли и жарили, сушили хлебы в дорогу в сухари, солонину в бочонки закладывали, мясо жарили, жиром заливали, гречу и иные крупы в мешки кожаные ссыпали…

Далек путь из Руси до Орды, Сарая-города, полгода туда, столько же обратно, да у хана дай Бог в год управиться. Нередко бывало, поездка в два года оборачивалась…

Особенно бережно грузили скору меховую для жен ханских и вельмож ордынских, золотые и серебряные украшения, оружие, изготовленное московскими бронниками.

За всеми сборами зорко доглядывала вдовая великая княгиня Софья Витовтовна. Все Всеволжскому наказывала:

– Ты ужо, Иван Дмитриевич, рот корытом не разевай, очи имей. Да добром не раскидывайся. В Орде они до нашего добра охочи. Им все подавай. С пользой, с пользой поминками одаривай. Помни, Москва не колодезь бездонный, а в голове постоянно держи, с какой надобностью едешь.

Слушал боярин вдовствующую княгиню-мать, а своя мысль на первом месте. Ему бы дочь Аленку великой княгиней увидеть…

Москву покидали ранним утром. Митрополит Фотий молебен отслужил, благословил:

– На суд ханский едете, в татары. С Богом!

И потянулся поезд, обоз и возки крытые, дружина княжеская, в сотню гридней конных. На рязанскую дорогу поезд взял, чтобы оттуда, землями княжества рязанского, Диким полем, степями татарскими добираться до ханского Сарай-города…

Ничего не бывает тайного, чтоб не стало явным. И недели не минуло, как в Звенигороде уже знали, московский князь Василий в Орду отъехал.

Сборы у князя Юрия Дмитриевича не столь долгие. Вскоре и его поезд потянулся в Орду.

* * *

Затихли к ночи княжеские хоромы, опустели. Гулко. Заскрипят ли половицы под ногой, застрекочет сверчок за печкой, по всему дворцу слышится.

С отъездом князя Василия не суетно во дворце. Не съезжаются по утрам бояре и не толпятся в дворцовых сенях. А на женской половине дворца редкий мужчина появляется.

Еще при великом князе молодом Василии звала на женскую половину дворца Софья Витовтовна боярина Всеволжского, чтоб совместно удумать, как честь Василия в Орде не ронить, от хана добро на великое княжение получить.

Ночь звонкая и тишина, только и слышно, как на кремлевских стенах время от времени раздадутся окрики дозорных:

– Моск-ва! Слу-шай!

И им откликнутся:

– Моск-ва!

Лежит вдовствующая великая княгиня на высоких пуховых перинах, но все ей не мило. С уходом из жизни мужа, великого князя Василия Дмитриевича, не завершил он начатое, Русь Московскую незавершенной оставил. Тверь в уделе, Рязань, да и в остальных княжествах неспокойно.

А ноне деверь, князь звенигородский и галичский Юрий Дмитриевич, пытается отнять стол великокняжеский у племянника своего, ее сына Василия.

С чем-то воротится Василий из Орды? Ужли отдаст хан ярлык на великое княжение московское Юрию?

Софья Витовтовна села, опустив ноги на медвежью полость, разбросанную по полу опочивальни. Посидев, прошлась к зарешеченному оконцу.

Темень. Небо в тучах, ни луны, ни звезд. Спит Китай-город, спит Белый и Земляной город. Спят слободы: кузнечная и гончарная, во мраке деревеньки подмосковные.

Постояла вдовствующая великая княгиня, сделалось зябко. Воротилась, легла на кровать.

И снова о девере, Юрии Дмитриевиче, подумала. Не доведи Бог ему на великое княжение усесться. Тогда он непременно сошлет ее с сыном в отдаленный городок.

И молится, чтоб Господь оглянулся на Василия и боярина Всеволжского, помог отстоять московское великое княжение…

Мысли, они как птица. Переносят ее в те дальние края, по которым ноне движется княжеский поезд. Он давно уже миновал земли княжества Рязанского. Проезжает степями, Диким полем.

Степь в эту пору осеннюю не та, что весной, в травах буйных, цветах веселых. Сегодня степь в прижухлых травах, редких цветах. По речкам и плесам сбиваются в стаи перелетные птицы. Ночами в небе курлычат журавли, и со свистом проносятся дикие утки.

Ночью Софья Витовтовна представляет: гридни ставят Василию шатер, а себе разжигают костер, подвешивают казан, варят кулеш, приправленный салом вепря.

Из рязанской окраины Василий присылал гонца с грамотой, но из Орды он не пошлет никаких известий. Теперь вдовствующая великая княгиня будет ждать возвращения Василия из Орды.

Она хмурится, и лицо ее каменеет. Никакой надежды у нее на помощь отца, великого князя Витовта, нет. Она знала, литовский князь жаден и коварен. Она уже думала, что он потребует от Москвы новых земель, а сейчас, когда отец теснит тверское княжество, Софья убеждена, великий князь литовский не выступит против Юрия.

Вдовствующая великая княгиня стонет, как от зубной боли. Не стон, крик из ее груди исходит:

– Господи, на помощь твою уповаю!