Читать книгу - "Россия и Южная Африка. Три века связей - Ирина Филатова"

Последняя четверть XIX столетия вошла в историю международных отношений как колониальный раздел Африки. Если в начале 1870-х годов лишь несколько процентов территории этого континента были захвачены европейцами, то к началу XX в. карта Африки уже почти целиком состояла из колоний и протекторатов.

Россия не принимала участия в этом колониальном разделе — она была занята соперничеством с Британией в Центральной Азии и на Среднем Востоке.

Но все же нашлись и россияне, которым захотелось вмешаться в «схватку за Африку».

С конца 1860-х, после открытия Суэцкого канала, Красное море стало кратчайшим, а потому и важнейшим путем между Европой и Востоком. Уже не надо было огибать Африку, а страны, примыкающие к Красному морю, обрели небывалое стратегическое значение.

И вот в 1888–1889 гг. терской казак Николай Иванович Ашинов, возглавив отряд в полтораста человек, основал к северу от мест, где теперь находится город Джибути, казачье поселение. Назвал его «Московская станица» или «Новая Москва». Ашинова поддерживал и сопровождал архимандрит Паисий. Он исходил из того, что поблизости, в Абиссинии (как тогда называли Эфиопию), население исповедует веру, близкую к православию, и это дает возможность укреплять религиозные, да и государственные связи.

Однако французы, претендовавшие на эту область, встревожились. В появлении казаков они усмотрели типичную колониальную авантюру. Решили, что если казаки сумеют здесь обосноваться, то в конечном счете русский царь объявит свое покровительство над этим поселением, и тогда у французов возникнет могущественный соперник в важном стратегическом пункте — у узкой горловины на выходе из Красного моря в Индийский океан.

Что греха таить, кое у кого из русских чиновников, купцов и церковных деятелей такой соблазн был. Нижегородский генерал-губернатор Баранов 20 сентября 1888 г. направил Александру III большую записку с идеей создания в тех местах русской колонии. Добиваясь поддержки царя, он писал: «Заселение русскими выходцами африканского прибрежья только тогда принесет России всю массу возможной пользы, когда правительство твердо будет руководить устройством колонии и ее сношениями с соседями, а главное, с Абиссиниею. Только при этом условии колония получит подобающее ей государственное значение».

Баранов предлагал: «В случае Высочайшего соизволения я с особенною радостью взял бы на себя съездить под видом отпуска в казачью колонию…» и «…при некотором содействии правительства образовать Российско-Африканскую компанию».

Государь послал этот документ министру иностранных дел Николаю Карловичу Гирсу с пометкой: «Я переговорю с Вами об этом». И написал: «Я желал бы знать мнение И.А. Шестакова, который, кажется, сочувствовал Ашинову». Морской министр адмирал Шестаков, наверное, поддерживал Ашинова, но не знаем, успел ли доложить свое мнение императору — адмирал вскоре умер.

Ашинов был представлен Александру III. Победоносцев сравнивал основателя «Московской станицы» с Христофором Колумбом…

Но с французского военного корабля в феврале 1889 г. обстреляли казачий лагерь. Убитые, раненые… Казакам пришлось покинуть те места и вернуться на родину. Эти события ярко показаны в повести Юрия Давыдова «Судьба Усольцева» [79].

А о скандале, который разыгрался в Петербурге после краха авантюры, можно судить по дневнику товарища министра иностранных дел Владимира Николаевича Ламздорфа.

«Государь очень раздражен против Ашинова и почти жалеет, что последнего там же хорошенько не побили; капитан Пташинский с “Нижнего-Новгорода”, встретивший эту банду в Порт-Саиде, доносит в морское министерство: “Ашинов играет в рулетку и сорит золотом, большинство его товарищей шатаются оборванные, пьяные по улицам и кабакам”. Его Величество повелел напечатать это донесение в “Кронштадтском вестнике”».

Кто знает, как бы отнеслись к Ашинову и Паисию в случае их успеха?

Но из-за неуспеха постарались откреститься. В Министерство иностранных дел принесли прокурорский рапорт трехлетней давности, «в котором констатируется совершение пресловутым Ашиновым ряда разбойничьих действий. В газетах тоже начинают проскальзывать сообщения о прошлом этого авантюриста, которого пытались сравнивать с Ермаком, Колумбом и т. п. и которого хотели возвести в роль пионера “русского дела”».

О Паисии стали говорить, что он неграмотен и в архимандриты был посвящен только как пылкий сторонник создания колонии и лишь по настоянию Победоносцева. А сам Победоносцев теперь ездил к государю доказывать свою непричастность к этой истории. Но стрелы в него метал даже не менее реакционный князь Мещерский. Передовая «Гражданина» была прямо направлена против Святейшего Синода. «Боже праведный, если в столице русского царства и у кормила православной ее церкви мыслимы такие случайности, которые ставят Россию в возможность столкновения с другими государствами. Вина, которую на себя приняли таинственные отправители по выбору полузверя Ашинова, безграмотного монаха Паисия» и т. д. и т. п.