Читать книгу - "Мудрый король - Владимир Москалев"

Кроме этих лиц в Компьеньском замке остались канцлер, маршал, королевский казначей и камергер. Прочие – рыцари и придворные дамы; нет нужды пока рассказывать о них. Что касается сенешаля и коннетабля, то они вызвались сопровождать короля.

Ближе всех к постели наследника престола граф Фландрский.

– Принц, мы все в таком волнении… И как это вас угораздило заблудиться? Мы объездили все кругом, трубили в рога, но никто нам не отвечал…

– Довольно об этом, – остановил его Филипп движением руки. – Или вам больше нечего мне сказать?

– Третий Латеранский собор подтвердил суровые меры против еретиков Тулузы и Альби, – начал граф. – Папа многих отлучил и отправил в мятежные области легата. Он сделал аббата Клервоского кардиналом, и тот усиленно проповедует крестовый поход…

– Против христиан? – перебил его принц.

– Против еретиков, – поправил граф.

– Кого папа пошлет в третий поход, если Саладин вдруг возьмет штурмом Иерусалим? Он обескровит не только юг, но и север: катаров, по моим сведениям, и здесь хватает.

– Саладин не скоро оправится от поражения в позапрошлом году, ваше высочество. Что касается нового крестового похода, то вряд ли он возможен.

– Особенно после того, как сарацины год спустя захватили крепость Иордан! Жаль, бедняга Сент-Аман не вынес позора и умер в тюрьме.

– Это был не самый лучший магистр у тамплиеров. Он мечтал о славе Цезаря, не испытывал страха перед Богом и презирал людей. Ему найдут достойную замену. А у Саладина с Бодуэном нынче перемирие: говорят, весь Ближний Восток поразили засуха и голод.

– Это я слышал. Но надолго ли перемирие?

– На два года.

– Что еще говорилось на церковном соборе? Не мог же он собраться из-за одних только еретиков! Меня не было на королевском совете, а вы, граф, должны это знать.

– Папа мечет громы и молнии в адрес тамплиеров.

– Вот так новость! Чем же они ему досадили? Как известно, этот орден независимый и подчиняется лишь папе. Не поделили что-то? Понтифик озабочен растущей мощью ордена?

– Всему виной злоупотребление привилегиями, полученными храмовниками еще в самом начале правления вашего отца.

– Да, римский престол и в самом деле наделил их чрезвычайными полномочиями и дал право не подчиняться никому.

– Они весьма вольно воспользовались дарованными им правами, принц. Они совершают таинства над отлученными лицами и хоронят их, как и всех; получают в пользование церковь и десятину без согласия архиепископа. Кроме того, в городах, находящихся под интердиктом^[13], братство служит столько, сколько вздумается.

– Что же собор?

– Все это он запретил.

– Чем еще были недовольны святые отцы? Ах да, мне говорили: рутьерами. К сожалению, это зло неистребимо. Однако епископы, земли которых разоряют наемники, рассчитывают избавиться от напасти руками баронов и рыцарей? Что ж, неплохо задумано; только пусть обходятся без короля, у него совсем мало людей. Почему бы этим не заняться, скажем, вам, граф Шампанский? – обратился Филипп к дяде. – Ваша территория не слабее королевской, а наемников там, если не ошибаюсь, даже больше.

– Больше? – неуверенно возразил Генрих Шампанский. – Но отчего?

– Оттого что вы, желая усилить свою мощь, сзывали под свои знамена всех окрестных бродяг, вплоть до Барселоны, а когда их стало чересчур много, а работы для них оказалось слишком мало, вы отказались им платить. Кстати, папа обещает отпущение грехов тем, кто падет в бою. К тому же он разрешает грабить наемников, а их самих превращать в рабов. Ну а тот, кто откажется от этой экспедиции, будет отлучен от Церкви. Что вы скажете? Не правда ли, папа весьма великодушен, предоставляя рыцарям такую возможность? Став королем, я немедленно извещу его святейшество о том, как идет борьба с наемниками в графстве Шампанском.

– Это все из-за войн, принц, которые вел ваш отец, – поддержал брата Стефан де Сансер. – Где же было набрать столько рыцарей, если число врагов превышало их чуть ли не вдвое?

– А теперь что же, дядя, вам их некуда девать? – спросил Филипп. – Так заплатите им, что обещали, и они уйдут. Почему вы этого не делаете? А по вашей милости страдает все королевство. То же относится к епископам и архиепископам, – громко продолжал будущий король, бросая взгляд на Гильома. – Ведь вы тоже нанимали солдат, дядя. А теперь, вместо того чтобы рассчитаться с ними деньгами, вы мечтаете расплатиться кровью французских рыцарей?

Реймсский архиепископ побледнел и закусил губу, исподлобья пробежал глазами по сторонам. Всем было известно, что он тоже прибегал к услугам наемников, которые, из-за того что им не было заплачено, принялись грабить церкви, монастыри, нападать на торговые караваны и даже на крестьян.

– Сын мой, вам следует поберечь силы, – наставительно молвила королева-мать, поглядев на слегка смутившихся братьев, – вы еще не совсем здоровы. К тому же вопросы такого рода решает король, а вы пока еще не добрались до Реймса.

– Когда я стану королем, матушка, – повернулся к ней Филипп, – вы будете открывать рот тогда, когда я вам это позволю. Считайте мгновения, вам уже недолго осталось. В моем королевстве решающим голосом будет не ваш и не ваших братьев, а голос короля. Прошу этого не забывать. Я напомню об этом тому, у кого туго с памятью, когда мой дядя-архиепископ возложит на мою голову корону.

Королева-мать пошатнулась. Ее поддержали под руки. Она открыла рот – ей не хватало воздуха. Братья не знали, что предпринять. Взгляды, один колючее другого, перебегали с лица на лицо, бледность щек сменялась синевой, на лбу выступала испарина. У кого же? В первую очередь, у дяди Гильома Белые Руки. Он потянулся за платком, промокнул лоб, вытер губы. С таким королем следует жить в дружбе, тем паче что племянник пока еще щенок, а через год, два, три?… Что-то он мягок к наемникам. Не замыслил ли что? Нет ли сговора с отцом против него, против Церкви?!

Все молчали, недоумевая. Знали, что Людовик в последнее время перестал заниматься государственными делами. Стал, мягко говоря, слаб умом. В этом плане строились определенные расчеты, связанные с воздействием на юного короля. Но с ними говорил уже не юнец. На них на всех, здесь собравшихся, холодно глядели глаза монарха – хитрого, умного, решительного. Кое-кто сразу же это понял. До иных пока не дошло. Пока что у власти Людовик, и решает прежде всего он. Голос сына – всего лишь второй. И как же были все удивлены и потрясены, когда Людовик возвратился из паломничества, а потом из аббатства Сен-Дени… разбитый параличом. Рука не двигается, нога волочится, голова поворачивается с трудом. И только в глазах радость – его сын жив, мало того, окончательно поправился! Вот что значит поклониться праху святого и читать молитвы.