Читать книгу - "Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - Юрий Колесников"

В тот же день были посланы две радиограммы: от Балыкова в Белорусский штаб партизанского движения и от начальника разведки соединения капитана Филимонова в свой центр – ГБ. Сообщали о случившемся и о том, что старший лейтенант Котельников находится в расположении партизанского соединения Балыкова. Москва обещала прислать самолёт.

Тем временем слух о подбитом «Дугласе» дошёл и до бригады осназа.

В один из ближайших дней, под вечер, к Котельникову пришёл комиссар балыковского соединения Павел Иванович Дедик. Он рассказал, что днём приезжал начальник разведки бригады осназа Сёмин и требовал выдать старшего лейтенанта Котельникова в связи с поступившей из Москвы радиограммой, в которой дана санкция на его арест.

Командир соединения Балыков ответил Сёмину, что, напротив, располагает приказом оказать содействие в отправке старшего лейтенанта в Москву и никакой речи о его выдаче быть не может.

– Разговор был резкий! Петр Антонович Балыков и я, – говорил комиссар, – потребовали от Сёмина немедленно покинуть соединение и впредь с подобными заявлениями не появляться.

Комиссар предложил Котельникову – в целях безопасности – перебраться к нему в землянку и никуда оттуда не уходить.

Котельников был вынужден принять предложение комиссара Дедика. После инцидента с обстрелом в лесу у него пропало желание испытывать судьбу. Единственное, что хотелось, – это узнать, не случилось ли что-либо с доктором Бронзовым, бойцами-разведчиками и радистами.

Лишь дней десять спустя ночью прилетел третий самолёт. Посадку произвёл благополучно на том же большаке. Едва успели лётчики открыть дверь и спустить лесенку, как вдруг раздались взрывы. Откуда-то из-за леса немцы начали обстрел из миномётов. К счастью, был «недолёт». Двигатели тут же взревели. В последний момент Таран ещё с несколькими лётчиками сумел буквально закинуть в открытую дверь самолёта бортмеханика Павла Авророва. Всё произошло настолько неожиданно, что лесенку, спущенную с самолёта, не успели поднять и она осталась лежать на земле.

Никто из членов застрявших экипажей не улетел. Остался и Котельников.

События, связанные с прилётами самолётов, вызывали удивление. Котельникову это казалось неслучайным. Фашисты, конечно, умели вставлять палки в колёса партизанам, но не столь часто и не с такой точностью.

Докопаться до причин, естественно, было не просто. Однако подозрения возникали. Не только Котельников задавал себе вопросы: в чём может быть причина подобных совпадений? Каким образом немцы могут так быстро узнавать дату, время, место посадки, хотя это постоянно меняли? Напрашивался ответ: действует кто-то из «своих»! Но кто?

Когда Котельников анализировал обстановку, спрашивал себя: «В чем главная причина «наводки», если, конечно, таковая имеет место? Идёт ли речь только о стремлении уничтожить самолёт противника, или здесь кроется нечто другое, более значительное?»

Перебирая события последнего времени, он вспомнил рассказ старшей радистки о противовесе к рации и некоторые подробности, связанные с поведением армейской парашютистки.

В конце концов старший лейтенант укрепился в мысли, что за всеми этими «случайными» совпадениями проглядывает нечто очень важное. Он дал себе слово, что как только доберётся до наркомата, немедленно займётся этими проклятыми вопросами.

Лишь на девятые сутки четвёртым «Ли-2», пилотируемым Николаем Маслюковым, экипажи Радугина и Тарана вместе с Котельниковым вылетели в Москву. Перед самым рассветом, несмотря на плотный зенитный огонь немцев, «Ли-2» удалось пересечь линию фронта и уже при полном сиянии солнца произвести посадку во Внукове.

Накануне вечером Москва впервые за войну салютовала орудийными залпами в честь доблестных войск Красной Армии, освободивших город Орёл.

У лесенки самолёта прибывших членов двух экипажей встречали радостные чины из бывшего ГВФ. Среди них был генерал-лейтенант авиации Астахов, обнимавший всех без исключения. К концу войны он стал маршалом авиации. Лётчик Николай Николаевич Маслюков был удостоен звания Героя Советского Союза.

Котельникова встречал начальник отдела Четвёртого управления НКГБ СССР подполковник Маклярский[31]. Если лётчикам встречавшие жали руки, обнимали их, то здесь обошлось без подобных нежностей.

Маклярский, который не счёл нужным ни поздороваться, ни поинтересоваться, как он перенёс авиакатастрофу, сразу суровым тоном задал не предвещавший ничего хорошего вопрос:

– Вы понимаете, Котельников, что натворили?

– А что я натворил? – вопросом на вопрос ответил ошарашенный старший лейтенант. – Не понимаю!

– Как что? Такую кашу заварили, что не знаю, как сумеете её расхлебать! Отрицаете подготовку Германии к химической войне!

– Это неправда.

– Что значит неправда?! Разве не вы дали радиограмму с опровержением информации Сёмина?

– Михаил Борисович! Я отрицаю не подготовку Германии к химической войне, а только ввоз немцами в Могилёв «отравляющих химических веществ в виде снарядов или бомб». И указанные Сёминым в радиограмме данные, будто в подвалах бывшей школы НКВД, а также на бывшей шёлковой фабрике и в других перечисленных в радиограмме помещениях находятся тонны ОХВ. Вот это я отрицаю!

– И вы сможете доказать? Не малозначащими словесными заверениями, а подтвердить документами?

– Смогу. И не «малозначащими заверениями». Но что значит «подтвердить документами»? Это что же, как сказала мне разведчица отряда, обратиться в немецкую комендатуру и потребовать от них документ, что в городе Могилёве нет складов с отравляющими химическими веществами? Такие документы я должен представить?

– Но откуда-то начальник разведки взял эти сведения! – пошёл на попятную начальник отдела. – Он приводит координаты местонахождения немецких складов, подходы с воздуха к ним, ориентиры и всякое такое, вплоть до того, что на складских хранилищах черепичные или оцинкованные крыши! Это уже всё проверено Генеральным штабом. Данные полностью совпадают! Понимаете?

– Всё верно. Должны «совпадать».

– Что значит «всё верно» и «должны совпадать»? Шутите? Или вам жизнь надоела, Котельников?

– Вы меня, пожалуйста, извините, Михаил Борисович, но я не приемлю такой тон разговора. Пока его не заслужил.

Маклярский с недовольным видом смолк. Из разговора вроде бы кое-что уловил, однако вида не подал. Уж очень казалось ему невероятным произошедшее, хотя всё же допускал, что, возможно, старший лейтенант в чём-то прав.