Читать книгу - "Мистер Смит и рай земной. Изобретение благосостояния - Георг фон Вальвиц"

Государство именем социальной справедливости снова и снова пытается через налоги и пошлины урезать доходы богатых, чтобы дать что-то нуждающимся. Но перераспределение – нелёгкая задача. Где кончается справедливость при отъёме? Сколько можно отнять у молодых и отдать старым, прежде чем дело дойдёт до нарушения справедливости в отношениях между поколениями? А повышение возраста выхода на пенсию – это подлость или всего лишь справедливость? Гибкие рынки труда – средство эксплуатации или возможность интегрировать молодых людей в рынок труда? Или ещё более принципиальный вопрос: может, перераспределение приносит больше вреда, чем пользы, если оно делает получателей инертными или если государственные инстанции только попусту транжирят деньги, как бывает в большинстве случаев, когда излишек времени и денег искушает бюрократию глупыми мыслями? Оказывают ли бедным услугу, давая им подачку, которая всегда обязывает к чему-то и в итоге ничего не меняет? Государство так несостоятельно в создании справедливости, потому что само это понятие неуловимо, но ответственные политики всегда должны о нём говорить.

«Налоги – это цена, которую мы платим за возможность жить в цивилизованном обществе», – высечено над входом высшего налогового органа США в Вашингтоне. Надпись верна, хотя и помещена там. Мы платим эту цену за современную инфраструктуру, за правовую систему, за безопасность, за защиту собственности и окружающей среды, за внутренний мир, за образование и обучение населения, а часто и за функционирование церковных общин. Разумеется, школы, университеты, больницы, музеи, театры, дороги, аэропорты и всю остальную цивилизацию можно организовать и финансировать частным образом, и государство должно спросить себя, какие задачи оно может, должно и обязано решать. Этот список должен быть максимально коротким. Но если государство совсем отступает в сторону, вскоре всё идёт как в диком XIX веке и образуется привилегированная элита, которая имеет мало общего с массой населения. Этого сегодня никто не пожелал бы себе – не только из страха перед революцией и насилием, но и потому, что никакое общество не выдержит долго столько нищеты, несправедливости и безнадёжности.

Налоги относятся к основам благосостояния, и никакой воспринимаемый всерьёз экономист никогда не сомневался в том, что имущие – ставшие таковыми за счёт своих заслуг или везения – должны платить больше, чем граждане, по невезению или по неспособности менее зажиточные. Поскольку состоятельные граждане имеют больше преимуществ от хорошо обустроенной государственной системы и поскольку то, что других уже задавило бы, для них вовсе не является бременем. И так как совместная жизнь в государстве – это не деловые отношения (в которых совершенно в порядке вещей, что процветающее предприятие зарабатывает ещё больше, тогда как бедствующему и крохи порой не перепадает), а то, что имеет нечто общее с солидарностью и миром и согласием, то налоговые тяготы распределяются так, что давят на каждого в равной степени, хотя это означает, что один платит больше, чем другой.

Нельзя, чтобы налоги были так низки, что цивилизация (которая в разных странах и в разное время обходится в разную цену, и это не позволяет задать цифру для «правильной» налоговой ставки) пострадала бы, но они и не могут, как всякий акт солидарности, взыскиваться неограниченно. Налоговое государство имеет свои границы в желании и в возможностях налогоплательщиков. Если хорошо зарабатывающие – каковыми являются в большинстве случаев верхушка среднего класса или предприниматели – будут обложены слишком высоким налогом, они в какой-то момент сдуются и источник денег иссякнет. Это выразил – немного обобщенно, но так, что понятно каждому, – Авраам Линкольн: «Нельзя сделать слабого сильней, ослабляя сильного. Нельзя сделать людей богатыми, удерживая их от бережливости. Нельзя помочь тому, кто получает зарплату, погубив того, кто зарплату выплачивает».

Но в большинстве случаев дело до этого не доходит, поскольку на практике государство имеет лишь ограниченный доступ к деньгам своих граждан. Налоги – это вмешательство в свободу людей, которое государству надо бы как следует обдумать: оно отнимает у своих граждан часть их денег. Оно должно объяснить им это. В Швеции налоговая мораль в хорошем состоянии – хотя налоговые ставки высоки, – потому что у людей есть чувство, что они живут в надёжно управляемом обществе, которое стоит их денег. Чиновники приветливы, инфраструктура выдающаяся, школы считаются одними из лучших в мире, а правительство неподкупно. В Греции или в Италии налоговая мораль, несмотря на низкие налоговые ставки, неразвита, потому что людям трудно избавиться от впечатления, что их деньгами финансируются лишь привилегии элит. Поэтому никто не отдаёт свои деньги легко.

Если у государства нет хорошего обоснования, налогоплательщики начинают восставать, либо меньше работая и меньше инвестируя (последнее относится к предпринимателям, которые в случае успеха должны отчислить бо́льшую часть прибыли государству, а в случае неудачи вынуждены нести свои потери в одиночку), либо всё чаще задумываясь о том, как бы оптимизировать налоги. Уклонение от налогов, по утверждению Кейнса, единственная интеллектуальная деятельность, которая окупается финансово. Мотив выгоды, который двигает вперёд экономику и благосостояние, относится, как мы знаем ещё от Адама Смита, к личной прибыли, то есть к прибыли после вычета налогов и сборов. Это легитимно и не должно никого удивлять. Чем выше налоги и чем хуже их обоснование, тем быстрее уходят на дно прибыли предпринимателей, чтобы вновь вынырнуть на поверхность в более благоприятных налоговых режимах. Это могут быть виды доходов, более умеренно облагаемые налогами, или прибыль приходится на один из странных британских островов со множеством почтовых ящиков. Или, или, или. Фантазия предпринимателей в этом вопросе намного богаче, чем воображение их противников в налоговых органах. И чем сложнее налоговая система, тем больше простора для фантазии.

Италия показывает, как можно уничтожить страну, используя больную налоговую систему. В первое десятилетие нашего нового века лишь Гаити и Зимбабве росли медленнее, чем Италия. Рост очень сильно зависит от обеспеченности предприятий капиталом, ибо лишь тот, у кого есть капитал, может инвестировать, покупать оборудование и наращивать продуктивность. Капитал возникает (грубо говоря) из прибыли прошлого, в Италии же – из страха перед налогами – никто не хочет показывать прибыль и предпочитает, чтобы она поступала куда-нибудь в другое место. Так экономическая сила страны стагнирует, и любой рост финансируется только долгами.

Итак, даже если экономическая справедливость не поддаётся твёрдым определениям, а у налогового государства нет отчётливых границ, от этого правда, которая находится на игровом поле, ещё не вполне потеряна. Можно, например, без всяких сомнений сказать, что хорошее образование – действенное средство против бедности и может восприниматься как несправедливое неравенство. Хорошо образованный человек редко впадает в бедность. Кто нормально социализирован и многому обучился, может сам позаботиться о себе и не рассчитывает на подачки или перераспределение. Ни на что другое государство не может потратить деньги так разумно и оправданно, как на воспитание, образование и повышение квалификации. Было бы правильно чему-то обучать слои, далёкие от образования, и давать им рекомендации, как позаботиться о себе самому. Школы и университеты не только приводят людей в состояние продуктивной работы, но и помогают им раскрыть свой потенциал и тем самым занять подобающее место в обществе. Тут мы приближаемся к тому, чего можно ждать от высоких налогов и перераспределения.