Читать книгу - "Военно-морской шпионаж. История противостояния - Александр Шелдон-Дюпле"

В 1945 г. в Москве самый большой штат имел аппарат военно-морского атташе США — адмирал, кэптен или полковник и шестеро младших офицеров. Атташаты Великобритании, Франции, Канады, Турции, Швеции и Норвегии в Москве имели меньший по численности персонал. У Соединенных Штатов также были привилегированные Союзные наблюдательные пункты в Советском Союзе, при которых — в Архангельске, Одессе, Новороссийске и Владивостоке — находились помощники военно-морского атташе. Объяснением такого расширенного присутствия являлось оказание помощи американской военной миссии в СССР и наблюдение за программой обширных поставок по ленд-лизу, за которой последовала программа продовольственной помощи ООН. Помощники военно-морского атташе координировали перемещения американских грузовых судов и самолетов, доставлявших в СССР помощь по ленд-лизу. Однако растущая напряженность глубоко изменила характер работы атташе. Для контр-адмирала Л.Д. Стивенса, американского военно-морского атташе в Москве, в конце 1947 г. сменившего на этом посту Х.Л. Мэйплза, единственным оправданием существования его аппарата в Москве было составление разведывательных донесений: «Этот офис может продолжать существовать только благодаря прямым результатам своей работы».

В своей деятельности атташе руководствовались перечнем запросов, которые отправлялись из Вашингтона атташе, находившимся за границей. Наиболее значимым приоритетом как для сухопутных, так и для военно-морских атташе в то время являлся поиск свидетельств прогресса СССР в области атомной энергии для разработки ядерного оружия. Среди высших приоритетов разведки также значились достижения СССР по управляемым ракетам и строительству подводных лодок. В сентябре 1948 г. офис военно-морской разведки выпустил «Инструкцию по сбору информации по подводным лодкам», в которой подчеркивалась необходимость «определить факт строительства подводной лодки и ход выполнения программы строительства без реального наблюдения за работами на лодке па верфи, к примеру, отмечая производство компонентов, их перевозку и поставку». Особое внимание атташе следовало обратить на реконструкцию туннелей и мостов, что могло свидетельствовать о планах массового производства подводных лодок и намерении перевозить готовые секции лодок наземным транспортом в некую отдаленную точку для сборки.

Для контр-адмирала Стивенса советская пресса являлась «единственным источником, из которого его аппарат мог получать регулярный поток информации о тех областях деятельности, о которых в завуалированной форме открыто и свободно оповещалась российская публика». Из прошлого опыта Стивенс усвоил, что «терпеливый сбор мелких деталей формирует, в конце концов, некий шаблон, который становится виден внимательному офицеру разведки, а масса открытого и доступного материала в России предоставляет множество подобных деталей». Атташе Стивенс также считал, что объем материала из открытых источников «настолько велик», а «людей с подходящей подготовкой и знанием русского языка для обработки материала в Вашингтоне» было «так мало», что сотрудникам его аппарата в Москве приходилось реферировать информацию из прессы, а не просто накапливать ее.

Публикация сообщений о присуждении «Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства и науки» порой являлась хорошей подсказкой относительно степени советских успехов в научных исследованиях. Подготовленному наблюдателю было нетрудно связать три премии с советскими работами по разработке атомной бомбы: два старших научных работника Радийного института отмечены наградами за «их работу, относящуюся к самонаведенному расщеплению урана», а другая награда отмечала работу по «сверхбыстрому фотографированию и его применению в исследовании процессов взрыва и удара».