Читать книгу - "Дневники полярного капитана - Роберт Скотт"

Наконец-то берег! – Мыс Крозье. – Замечательные скалы. – Невозможность высадки. – Пингвины, косатки. – Мыс Эванса выбран для зимней стоянки. – Высадка лошадей. – Нелепое поведение пингвинов. – Приключение с косатками. – Нравы косатки. – Выгрузка припасов. – Поморники в своих гнездах. – Своевольные лошади. – Опасности от размякшего льда.

Суббота, 31 декабря. Канун Нового года.

72°54′ ю. ш., 175°54′ в. д. Мыс Крозье S 17 W 286.

Канун Нового Года застал нас в море Росса, но не у конца наших невзгод». Ночь была ужасная и тянулась без конца. Мысль о наших несчастных лошадях не давала мне заснуть. Наутро ветер и волнение еще усилились. В 6 часов впереди увидели лед. Мы прошли мимо ряда плавучих льдин, над которыми разбивались волны, но скоро пришли к более сплошному льду и, обойдя его, были приятно удивлены, очутившись в сравнительно спокойной воде. Пройдя еще немного, мы остановились и легли в дрейф. Теперь мы стоим в чем-то вроде ледяной бухты. С наветренной стороны лед простирается на милю или около того, а по бокам выступают два рога, которые и образуют приютившую нас бухту. Море улеглось, хотя ветер все так же силен; осталась только легкая зыбь, так что нам очень хорошо…

Вечером того же дня. Ветер из постоянного обратился в шквалы; теперь и шквалы утихают; небо проясняется, и, кажется, подходит конец бурной погоде. Надеюсь, что не ошибаюсь и что Новый год принесет нам больше счастья, чем старый.

В таком случае приятно будет в последний раз написать «1910 г.». Берег виден!

Сегодня, в 10 часов вечера, облака к западу рассеялись, и перед нами открылся отдаленный, но великолепный вид на облитые солнцем высокие горы. Особенно выдавались горы Сабин и Хюэлль [Whewell]. Последняя с этой стороны представляет красивую, острую вершину. Гора Сабин была в 110 милях от нас, когда мы ее увидели. Я уверен, что мы могли бы увидеть ее еще за 30 или 40 миль дальше того, – такова удивительная прозрачность атмосферы.

Конец 1910 г.

Воскресенье, 1 января 1911 г.

73°5′ ю. ш., 174°11′ в. д., мыс Крозье S 15 W 277.

В 8 часов утра мы вышли изо льдов и на всех парусах направились к югу. Этим курсом мы идем ровнее, но качка еще довольно сильная…

Оутс доносит, что лошади недурно переносят ее.

Солнце весь день ярко светило… Вечер совершенно тих. В 11 часов многие сидят на палубе, наслаждаясь солнцем, и читают.

Берег ясно виден. Сегодня вечером в 75 милях к западу видели остров Кульмена.

Измерение глубины лотом в 7 часов вечера – 187 саженей; в 4 часа утра – 310 саженей.

Понедельник, 2 января.

75°3′ ю. ш., 173°41′ в. д., мыс Крозье S 22 W 159.

За дивной ночью последовало и дивное утро; солнце светило почти беспрерывно. Несколько человек зачерпнули ведро морской воды и тут же на палубе вымылись мылом, специально изготовленным для соленой воды. Вода, понятно, была холодная, но приятно было сушиться на солнце. С тех пор как мы прошли за Южный полярный круг, купание на палубе вообще прекратилось. Один Боуэрс продолжал купаться во всякую погоду.

Волнение все еще довольно сильное. Почему – непонятно: вчера было совершенно спокойно, а с наветренной стороны протяженность водного пространства не превышает 200 миль.

Уилсон зарисовал белобрюхого кита^[20], замеченного нами в паковых льдах.

В 8 часов 30 минут мы увидели гору Эребус на расстоянии около 115 миль. Небо покрыто легкими белыми облаками…

Вторник, 3 января.

10 часов утра. Мы всего в 24 милях от мыса Крозье; берег хорошо виден, хотя Эребус окутан слоистыми облаками.

К югу как будто яснее; может быть, скоро выглянет солнце, но ветер беспокоит, и есть небольшая зыбь, которая судну мало мешает, но может быть весьма неудобной при высадке.

Теперь пока как будто мало надежды. Мы произвели ряд измерений глубины. Начиная от 71° широты вода постепенно становилась глубже, и теперь получаются 310–350 морских саженей вместо 180.

6 часов вечера. Надежды нет! Увы, приходится отказаться от мыса Крозье и всех его прелестей.

Вскоре после 1 часа пополудни мы поравнялись с Барьером в пяти милях на восток от мыса. Продолжалась зыбь с ONO. Барьер высотой был не более 60 футов. С салинга его удобно обозревать, и заметна была легкая покатость к краю, по крайней мере с милю. Позади его ясно была видна земля Черного (или Белого?) острова, возвышавшаяся над грандиозной чертой выдвинутых давлением ледяных гряд. Мы начертили план края Барьера от той точки, на которой мы поравнялись с ним, до скал мыса Крозье…

Понтинг усердно работал кино– и фотоаппаратами.

В самом углу у скал Ренник получили 140 морских саженей глубины, а Нельсон добыл несколько температур и образцов со дна. Спускаясь с бутылкой, лотлинь однажды вдруг ослаб на ста метрах глубины, но через минуту опять натянулся и пошел дальше. Любопытно, что бы такое задержало его? Полагаем, что бутылка ударилась в кита или тюленя.

Между тем, спустили одну из китобойных лодок, и в ней свезли нас к берегу: Уилсона, Гриффиса Тэйлора, Пристли, Эванса и меня. Было столько охотников, что вместо обычной команды к веслам сели Оутс, Аткинсон и Черри-Гаррард [помощник зоолога]; последний поймал несколько крабов.

Прибой не позволил нам высадиться. Я было надеялся удостовериться, можно ли пройти между ледяной грядой и скалой. Подходя к углу, мы увидели, что большая глыба морского льда втиснулась между Барьером и скалой и повернулась настолько, что нижняя поверхность ее поднялась фута на три или четыре из воды. На самом верху этой глыбы сидели линявший старый императорский пингвин и молодой, терявший пух. (Пух уже сошел с головы и с крошечных крыльев и начинал сходить с груди.) В таком возрасте и в этой стадии развития «император» доселе был нам незнаком, и было бы торжеством изловить этот экземпляр, но не было к нему никакого доступа. Прелюбопытный вид представляли ноги и хвосты двух пингвинят и крыло взрослой птицы, торчавшие из нижней поверхности застрявшей льдины; птицы, очевидно, замерзли в ней сверху, и теперь вода замывала их под нее.