Читать книгу - "Последние саксонцы - Юзеф Игнаций Крашевский"

Стольник, имея более давнее знакомство с воеводициной, до сих пор, казалось, больше склоняется к ней, но гетманова уже сумела его раздразнить, притянуть, заинтересовать так, что он начинал её искать и преследовать её.

Воеводина красотой не могла конкурировать с соперницей, но темпераментом, смелостью, страстью её превосходила.

Препятствием гетмановой было то, что в кругах, в которых обращался стольник, она была наполовину чужой. Но женщины не обращали особенного внимания на политику мужей и семьи и не гнушались почестями, происходящими из неприятельского лагеря.

Ради встречи со стольником гетманова нанесла несколько визитов, не обращая внимания на то, что их могли фальшиво истолковать.

И теперь также она ждала у себя лиц, с которыми Сапега избегал отношений. Свой салон она провозгласила нейтральным, всякие интриги из которого были изгнаны, а должны были в нём править веселье и развлечения.

Стольник уже однажды приходил туда и нашёл такой приём, что одна благодарность вынуждала его вернуться.

Его с нетерпением ожидали в Антоколе. Тем временем одна за другой заезжали кареты, а ни молодой Браницкий, староста Галицкий, ни он не показались. Вечером же принимала у себя воеводичева, – и там, там стольник обязательно должен был находиться.

Гетманова, задетая за живое забывчивостью, думала теперь, ехать ли на вечер к ненавистной сопернице. Она содрогалась от этой мысли, но нигде быстрее и увереннее не могла встретить стольника, когда так было нужно его видеть и говорить с ним. Она решила сдаться своей судьбе, побороть себя, ехать, а потом жестоко отомстить. Отказаться от стольника было для неё то же самое, что отказаться от жизни. Теперь жила только им!

Дамы, что её в это утро навещали, могли узнать по лицу, взгляду, голосу, что её что-то до наивысшей степени разволновало, но она столько могла иметь причин для беспокойства! Никто не отгадал тайны.

Для стольника Понятовского, который почти всю свою молодость провёл с иностранцами, за границей, во Франции, Англии, Дрездене и Петербурге, собственный край был интересной и новой страницей. Он много о нём слышал, видел его очень мало.

Это бурное основание Трибунала было для него первым практическим изучением обычаев и людей. С непомерным любопытством ехал он в Вильно, а оттого, что там ожидали и боялись даже битвы и кровопролития, пани гетманова Браницкая ловила всех, прибывающих из Литвы в Белосток, выясняя, не случилось ли что с любимым племянником.

Стольник, хотя сильно заинтересованный этой драмой, кажется, не имел ни малейшей охоты играть в ней деятельную роль. Француз одеждой, он саблей не владел и в контушевые события вдаваться не думал. Но с юношеским любопытством смотрел на этот свет, знакомый ему только из описаний и того, что иногда показывалось в Волчине.

Не удивительно также, что в тот день, когда все подглядывали и подслушивали, что делается и выясняется у ксендза-епископа Красинского, он же со старостой Галицким объезжал красивых дам и дома, в которых надеялся увидеть молодые личики.

По дороге стольник намекнул об Антоколе, но староста имел от сестры инструкцию: «Вези его куда хочешь, только не к гетмановой. Эта злая кокетка поклялась отнять его у меня». Между сестрой и братом была самая нежная связь, очень тесная. Воеводина спасала его, когда он проигрывал в карты, он служил ей послом к тем, с которыми ей нужно было, а не могла, сблизиться. Её приказ был для старосты важнее, чем всякие другие соображения.

– На Антокол! – подхватил он. – Смилуйся, ведь это на краю света, а гетманова уже сегодня после стольких пережитых приключений не может быть такой привлекательной, чтобы ради неё пускаться в дорогу. Избавь меня и себя от Антокола.

– Не могу, дорогой староста, – ответил стольник, – я должен нанести визит гетману, о котором мне сейчас напоминал дядя, не для неё еду, а для него.

– Не застанем его, – ответил Браницкий.

– Это как раз стимул, чтобы ехать сейчас и только отметиться у него, не подвергая себя скучному разговору с ним.

Браницкий задумался.

– Значит, у гетмановой не будем? – спросил он.

– Отметимся у неё и у него, – повторил Понятовский, – кажется, что он нас не съест, – сказал, смеясь, стольник.

Час для визита был поздний и поэтому гетманова уже не ждала желанного гостя, когда карета подъехала к крыльцу. Гетмана дома не было, но услужливый камердинер громко объявлял, что пани дома и примет.

Браницкий сделал гримасу, он был уверен, что его ждёт суровый выговор от сестры, но не было возможности предотвратить. Они вошли в салон.

Нужно было видеть счастливую гетманову, которая выбежала навстречу стольнику, едва поглядела на старосту, подхватила Понятовского и, оставляя Браницкого одного, унесла добычу с собой в кабинет.

Злой и кислый Браницкий шёл за ними.

– Какое же это счастье, – щебетала, испепеляя его глазами, княгиня, – что пан стольник соизволил о нас вспомнить! В самом деле, не знаю, как вас благодарить… и где этот день записать.

– Я знаю, что запишу его в благодарном сердце, – ответил Понятовский, – я так незнаком с обычаями, с часами, что не смел льстить себе, что буду счастлив застать пани гетманову. Я спорил об этом со старостой.

– Который утверждал, что меня нет? Не правда ли? – злобно смеясь, воскликнула княгиня. – Но что-то иное у пани воеводицины, которая пресыщена обществом и может себе позволить не принимать, когда её кто-нибудь соизволит навестить. У меня такая жажда, живу в пустыне…

– В пустыне! – подхватил староста. – Но у вас многочисленное и очень видное соседство.

На это замечание гетманова не отвечала, кокетливой улыбкой приманивая Панятовского, которому живо что-то начала шептать.

Стольник также забылся. Оба в тихой, дружеской беседе удалились от старосты и оставили его в пустом салоне для искупления.

Поэтому староста должен был разглядывать огомный портрет Льва Сапеги, в кармазиновой делии стоящего у стола, на котором лежал привилей с увесистой печатью.

Должно быть, мало его это развлекало, потому что постоянно кашлял, давая знать о себе, не в состоянии обратить ни внимания товарища, ни прекрасной гетмановой.

В конце концов княгиня сжалилась над ним и обратилась к нему:

– Прости меня, пане староста, – сказала она, – что присваиваю себе гостя, которого вижу так редко, а у вас он каждый день. У нас было важное дело, потому что я, признаюсь открыто, вмешиваюсь в политику и интригую открыто.

Браницкий не мог сдержаться от злобной шутки, которой хотел заплатить за пренебрежение.

– За кем же и для кого пани гетманова