Читать книгу - "Американская сага. Сборник - Гор Видал"

и привыкаю уже к местному образу жизни, я еще не был готов включить эту милейшую молодую женщину в число тысячи и одного высокопоставленного жулика.

— Что такое гарнизонный магазин?

— Речь идет об исключительном праве держать магазин в расположении воинской части или военного учреждения. На этом гребут хорошие деньги. Много лет назад Кискина сестра, еще более прекрасная, чем сама Киска, приобрела для некоего Марша право торговать в Форт-Силле на индейской территории. Дело в том, что на этом месте уже был магазин, и прежний коммерсант, естественно, не хотел его уступать. Но что он мог поделать против приказа, подписанного военным министром? К счастью для него, Марш оказался покладистым человеком. Он разрешил упомянутому коммерсанту оставаться на своем месте при условии, что тот будет платить ему двенадцать тысяч долларов в год. Тот счел это условие разумным. Белнэпы — тоже, потому что они получают ежегодно половину этой суммы. Вот почему утонченная Киска имеет возможность покупать французскую мебель и заказывать платья в Париже.

— Ну и ну, — выдавил я из себя.

— Вчера я послал статью об этом в «Геральд».

— И что будет?

— Комиссия конгресса собрала уже почти все доказательства. Они вот-вот вызовут Марша для дачи показаний.

— Он скажет правду?

— Думаю, у него нет выбора.

— А что будет с военным министром?

— Похоже, сядет за решетку. — Нордхофф испытывал мрачное удовлетворение при мысли о том, что хоть одному злодею придется пострадать.

— Трагическая история, — неуместно прокомментировал я. — Бедная девочка!

— Умнейшая девочка, если не считать того, что в конце концов она попалась. Я вижу, вы расстроены, Скайлер. Она и вам вскружила голову?

— Да нет, что вы. Но я все думаю, как бы я поступил на ее или его месте. Взял бы я деньги? — Вопрос этот я задаю себе все чаще и чаще — по мере погружения в пучины африканской морали.

— Я бы не взял. — Законченный пруссак Нордхофф не задумался ни на мгновение.

— А я бы мог, — честно ответил я. — Потому что я слабый, как и они. А потом — это обычай страны.

— Мы с вами, Скайлер, должны попытаться изменить если не страну, то по крайней мере ее обычаи.

Был приятный весенний день, и мы с Нордхоффом отправились пешком в так называемый Газетный ряд, отрезок тротуара неподалеку от Пенсильвания-авеню, на Четырнадцатой улице, где вашингтонские журналисты сидят со своими друзьями на складных стульях под тенью высоких раскидистых деревьев, а мальчишки-курьеры снуют между ними и редакциями с гранками в руках. Здесь обхаживают прессу члены конгресса, жаждущие увидеть свое имя в печати, а негры-официанты из баров по соседству приносят мятный джулеп, а заодно отгоняют коров, которые иной раз забредают сюда и ходят по тротуарам, мудро уклоняясь от своего злейшего врага — трамвая.

Журналисты тепло приветствовали Нордхоффа. Он весьма уважаемый корреспондент, и мне это не кажется удивительным. Ко мне они относятся дружески, но всерьез не принимают. Это не та публика, что читает книги, и тот вид журналистики, которому отдаю предпочтение я, не производит на них никакого впечатления. Кроме всего прочего, через несколько недель я уеду. Они могут позволить себе относиться ко мне сниходительно.

— Марк Твен любил сиживать здесь целыми днями, когда писал «Позолоченный век», — сказал Нордхофф, заказывая нам обоим холодную содовую воду. — Все время уверял нас, что писать об этом городе просто невозможно.

— Что он и доказал. — На мой взгляд, «Позолоченный век» абсолютно никуда не годится: полдюжины удачных шуток, вплетенных в чисто саутвортовский сюжет. Я предпочитаю роман Дефореста «Честный Джон Вэйн», где материал, по сути, тот же, но подается куда более остро. Но никто из тех, с кем я здесь говорил, даже не слышал об этой книге, за исключением Нордхоффа, который, как и я, восхищен Дефорестом.

Разумеется, в Газетном ряду только и разговоров что об оправдании Бэбкока. Болтовня любого журналиста всегда гораздо интереснее его статей. Ясное дело: каждый из них скован предрассудками владельца газеты, для которой пишет, и все же мне кажется, что, даже если предоставить журналисту полную свободу писать о том, что он знает, все равно он умудрится изложить это неинтересно и не очень точно просто потому, что слишком связан с политическими деятелями, о которых пишет. У меня такое впечатление, что сегодня я встретил здесь половину членов конгресса; большая часть сих государственных мужей отнюдь не тайно распространялась о деньгах, которые они получают от лоббистов для того, чтобы нанимать в целях саморекламы постоянных обитателей Газетного ряда. Видимо, у каждого своя цена.

Я выслушал дюжину прелестных рассказов про Бэбкока. Жадность этого человека стала легендой. Когда спиртные мошенники подарили ему булавку для галстука с бриллиантом ценою несколько тысяч долларов, он нашел в камне небольшой изъян и потребовал заменить его более крупным и чистым — и получил его. Завтра он должен вернуться в Белый дом; полагают, что Грант оставит его своим личным секретарем. Много было разговоров и про Белнэпов, хотя по большей части путаных. Нордхофф (который обскакал всех своих коллег) делал вид, что ему ничего не известно.

— Мистер Скайлер! — послышался голос, который мне полагалось узнать, но я сплоховал, так как он нисколько не соответствовал месту. Я обернулся. Прямо ко мне шествовал Джон Дэй Эпгар.

Я покинул Нордхоффа и встретил Джона в начале Газетного ряда.

— Я приехал по юридическим делам Дэя, моего дядюшки, вы, конечно, помните его? На новогоднем приеме?

Я не помнил, но солгал. Дэи — семья коммерсантов, которая живет в Вашингтоне со времен президента Монро.

— Настоящий Реликт, как здесь выражаются. — В голосе Джона слышалась легко понятная нотка гордыни. — Я уже был у миссис Фиш, которая приходится кузиной жене Хайрама Эпгара. Она сказала, что вскоре устроит обед в честь вас с Эммой.

— Очень любезно с ее стороны. — Пока мы не получили от нее ничего, кроме визитной карточки, на что Эмма в ответ послала свою.

Мы с Джоном направились к гостинице.

— Приятный сюрприз для Эммы. Вы ее не предупредили?

— Нет. Я и рассчитывал на сюрприз.

Так оно и было. Эмма отменно проявила радость, узнав новость, когда вернулась к чаю и застала меня за тяжкими трудами в нашей гостиной.

— Джон хочет пригласить нас пообедать к Чемберлену. — Это самый изысканный из столичных ресторанов; скорее клуб, чем ресторан, ибо мистер Чемберлен пускает к себе играть в карты и обедать только тех, кто ему угоден. Здание, которое до недавнего времени было английской миссией, расположено на сельской дороге с гордым названием Коннектикут-авеню.

Эмма сказала; что она пойдет с