Читать книгу - "Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев"

Рис. 3.12. Пьер-Луи Дюмениль Младший.

Диспут между шведской королевой Кристиной и Рене Декартом. XVIII в. Musée National du Château de Versailles et du Trianon. Фрагмент

Или другой пример, который возвращает нас к сопоставлению подходов Декарта и Галилея к изучению природных явлений. Речь идет об отношении французского мыслителя к теории Коперника.

Выше я уже приводил слова Декарта о том, что «если мысль о движении Земли ошибочна, то самые основания моей философии оказываются ложными». Однако из этого еще не следовало, что французский философ был, подобно Галилею, последовательным коперниканцем. Бог, согласно Декарту, не просто создал мир, Он его создал как огромную Машину, работа которой познаваема человеческим разумом, хотя замысел Творца человеку недоступен. Планеты в созданном Богом Космосе движутся на определенных расстояниях друг от друга в обширном море тончайшей первичной материи. Луна удалена от Земли на расстояние, равное тридцати земным диаметрам, Солнце находится на расстоянии 600 – 700 земных диаметров и т.д. (численные оценки Декарта совершенно произвольны, и он их никак не комментирует). Звезды расположены настолько далеко, что расстояние до них можно считать бесконечным[1729].

Далее, перед тем как излагать свои соображения о движениях планет и устройстве мира, Декарт останавливается вкратце на ранее предложенных теориях – Птолемея, Коперника и Тихо Браге. Первая представляется ему ошибочной, в частности потому, что не в состоянии объяснить особенности движения Марса и фазы Венеры[1730]. Что же касается двух других «систем мира», Коперника и Тихо, то хотя они ближе к истине (которую, надо понимать, знает только Декарт), но также недостаточно точны. Кроме того, эти две теории, «если рассматривать их только как гипотезы» (поклон в сторону римской инквизиции и ее отделений на местах[1731]), не отличаются друг от друга, поскольку одинаково хорошо описывают наблюдаемые явления, разве что теория Коперника «немного проще и ясней», чем теория Тихо[1732]. В частности, теория Коперника неправильно описывает движение Земли, поскольку в действительности наша планета наделена движением большим, чем ей приписывал польский астроном. Теория же Декарта, объясняя все наблюдаемые феномены, является, в его самооценке, более простой, чем все остальные[1733]. И далее Декарт излагает свою теорию вихрей, полагая, что Вселенная представляет собой гигантский вихрь первоматерии, вращающийся около центра, в котором находится Солнце, и это невидимое вихревое движение вызывает видимые движения планет[1734]. Иными словами, планеты, по Декарту, пребывают неподвижными в той части неба, в которой они расположены, и любое изменение их положений, которое мы наблюдаем, возникает от того, что они следуют движению окружающей их небесной материи, «увлекаются» этим движением[1735]. Поэтому «ни Земля, ни другие планеты не обладают никаким движением в собственном смысле слова, ведь они не переносятся между соседними частями неба, которые с ними соприкасаются»[1736]. Земля движется не в большей мере, чем те, кто спит на судне, перемещаемые одновременно этим судном из Кале в Дувр[1737], то есть, с одной стороны, наша планета движется, а с другой – покоится, как посмотреть.

Итак, Декарт выполнил свою задачу: играя на относительности движения (в его понимании этой концепции), он предложил теорию (изложив ее нарочито туманно, возможно, помня о процессе над Галилеем,), которая феноменологически ничем не отличалась от теории Коперника, но обладала одним важным для ее автора достоинством – в случае теологических возражений (мол, по Библии-то Земля недвижима) всегда можно было парировать: а она и по вихревой теории неподвижна «в собственном смысле слова»[1738]. Главное здесь даже не принцип относительности движения, но принцип относительности словоупотребления. Выходило, что вопрос, по поводу которого в Риме в 1632 – 1633 годах разгорелся весь сыр-бор, просто не имеет точного смысла.

Но главной реакцией Декарта на осуждение Галилея стало, конечно, совсем иное – то, что Финоккьяро удачно назвал «творческая переориентация мысли Декарта (creative reorientation of Descartes’s thought)»[1739]и о чем я уже писал выше. Процесс над Галилеем заставил Декарта, до того занимавшегося главным образом вопросами математики и натуральной философии, сосредоточиться на поисках философского «оправдания» сделанных ранее открытий, чтобы их можно было вписать в жизнеспособную метафизику, альтернативную традиционной схоластике[1740].