Читать книгу - "Сэр Найджел. Белый отряд - Артур Конан Дойль"

ней крепкий коричневый сук. Посередине этой ветки висел человек, голова его как-то жутко и косо была склонена к плечу, носками он чуть касался земли. Он был почти раздет — в одной короткой нижней сорочке и шерстяных штанах. Рядом, на зеленой скамье, сидел с важным видом низенький человечек, перед ним лежала сума, а из нее торчала связка бумаг всех цветов. Одет он был очень богато, в плаще на меху и в пунцовом колпаке, широкие длинные рукава были подбиты огненным шелком, шею обвивала толстая золотая цепь, на каждом пальце сверкали перстни. На коленях он держал маленькую стопку золота и серебра, брал монету за монетой и опускал в грубый кошель, висевший у него на поясе.

— Да будут с вами святые угодники, добрые путники! — крикнул он, когда всадники подъехали к нему. — Пусть все четыре евангелиста охранят вас! Пусть все двенадцать апостолов поддержат вас! Пусть вся рать великомучеников направит ваши стопы и поведет вас к вечному блаженству!

— Гранмерси за добрые пожелания! — отозвался сэр Найджел. — Однако мне кажется, господин олдермен, что — судя по его ноге — этот висящий там человек и есть тот самый колченогий разбойник, о котором вы говорили. Вон у него на груди приколот листок с надписью, и я прошу тебя, Аллейн, прочитай ее.

Тело мертвого разбойника медленно покачивал ветер, на его смуглом лице застыла улыбка, а вылезшие из орбит глаза все еще жадно глядели на большую дорогу, где он так долго устрашал путников; на куске пергамента, висевшего у него на груди, было выведено корявыми буквами:

КОЛЧЕНОГИЙ РОЖЕ

Приказ сенешаля из Кастельно

и городского головы из Каора,

верных слуг

прехраброго и всемогущего Эдуарда,

принца Аквитанского

и наследника английского престола:

КАСАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ,

ТОРОПИТЬ СМЕРТЬ НЕЛЬЗЯ

— Уж очень долго он умирал, — сказал разряженный человек, сидевший на скамье. — Дотянется большим пальцем ноги до земли и приподнимется — я уже думал, это никогда не кончится. Но теперь он благополучно добрался до рая, а я могу продолжать свой земной путь.

Незнакомец взобрался на белого мула, который пасся у обочины, весь обвешанный золотыми и серебряными колокольчиками, и направился к сэру Найджелу.

— Откуда же вы знаете, что он в раю? — спросил сэр Найджел. — Разумеется, для Бога все возможно, но, конечно, если Он не сотворит чуда, я едва ли могу ожидать, что душу Колченогого Роже найдут среди праведников.

— Я знаю, что он там, ибо только что переправил его туда, — ответил незнакомец, потирая с безмятежным удовлетворением украшенные каменьями руки. — В том-то и заключается моя святая миссия, чтобы быть заступником или отпускающим людям грехи. Я недостойный слуга и представитель того, в чьих руках ключи спасения. Сокрушенное сердце и десять ноблей в пользу Святой нашей Матери Церкви могут предотвратить вечную погибель; а у него — отпущение грехов первой степени и благословение за двадцать пять ливров, поэтому до него едва ли дойдет хотя бы отзвук чистилища. Среди серебра оказались две свинцовые кроны, но из-за такого пустяка я бы не стал препятствовать его спасению.

— Клянусь апостолом! — сказал сэр Найджел. — Если вы действительно имеете власть открывать и закрывать врата надежды, значит вы вознесены высоко над человеческим родом. Но если вы только претендуете на эту власть, а на самом деле ее не имеете, то мне кажется, почтенный клирик, что вы сами можете найти эти врата запертыми, когда попросите, чтобы вас впустили.

— Маловер! Маловер! — воскликнул клирик. — Ах, видно, сэр Дидим[118] до сих пор еще ходит по земле! И все-таки никакие сомнения не могут вызвать в моем сердце гнев или исторгнуть из моих уст горькое слово упрека, ибо я всего лишь недостойный бедный труженик на ниве мира и добра. На всех этих отпущениях грехов, которые я ношу с собой, стоят печать и подпись нашего святейшего отца, столпа и опоры христианства.

— Которого же из двух? — спросил сэр Найджел.

— Ха, ха! — воскликнул клирик, помахав блеснувшим каменьями указательным пальцем. — Ты желал бы проникнуть в глубокие тайны церкви! Так знай же, что в моей суме — оба. Те, кто на стороне Урбана, получат отпущение от Урбана, те, кто за Климента, — отпущение Климента, а колеблющиеся могут получить и то и другое, поэтому, что бы ни случилось, прощение обеспечено всякому. Я прошу вас купить одну индульгенцию, ибо война — дело кровопролитное, смерть наступает внезапно, и уже нет времени ни подумать, ни написать. Или вот вы, сэр, мне кажется, вам не следовало бы полагаться на собственные добродетели.

Последние слова были обращены к нориджскому олдермену, который слушал клирика, насупившись и насмешливо скривив губы.

— Когда я продаю свой товар, — заметил он, — покупатель может его взвесить, пощупать и со мной поторговаться. А тех благ, которыми вы торгуете, нельзя увидеть, и нет никаких доказательств, что вы владеете ими. И уж конечно, если смертный распоряжается милосердием Божиим, это должен быть человек высокого и богоподобного образа жизни, а не такой разодетый в шелка и украшенный цепями да кольцами, словно шлюха на ярмарке.

— Ах ты, низкий и бессовестный человек! — воскликнул клирик. — Да как ты смеешь хулить недостойного служителя церкви!

— Действительно недостойного! — заявил Дэвид Майклдин. — Имейте в виду, клирик, что я свободный английский горожанин и что я осмелюсь высказать свое мнение даже нашему отцу, самому Папе, а тем более такому прислужнику из прислужников, как вы!

— Низкий смерд и мошенник! — заорал клирик. — Что ты толкуешь о святых предметах, до которых твои свинячьи мозги и дорасти-то не могут? Молчи уж, не то я прокляну тебя!

— Сам замолчи! — прорычал в ответ купец. — Стервятник! Мы же видели, как ты торчал возле повешенного, поджидая добычи, словно черный ворон! Приятную ты себе жизнь устроил с шелками да побрякушками, вытаскивая обманом последние шиллинги из кошельков умирающих! Плевал я на твои проклятия! И мой совет: сиди здесь, а из Англии мы тебя выкурим, когда этим делом