Читать книгу - "В.И. Ленин. Полная биография - Владлен Логинов"

То есть при сохранении целостности эсеровской и меньшевистской фракций 300 большевикам мог противостоять эсеро-меньшевистский блок из 275 делегатов, а 95 «нефракционных» открывали широкий простор для различного рода комбинаций, интриг и сугубо личных сговоров. Именно это имел в виду Ленин, ежедневно следивший за ходом регистрации, когда написал 24-го о ненадежности «колеблющегося голосования»¹⁴⁴⁶.

Между тем изначально, с момента постановки вопроса о восстании, Владимир Ильич предполагал, что большевики будут идти к власти вместе с левыми эсерами. Ибо «блок с левыми эсерами», – писал Ленин в сентябре Смилге, только он «один может нам дать прочную власть в России», опирающуюся на большинство народа¹⁴⁴⁷.

Этот блок уже стал складываться не только в Питере, но и в ряде регионов. 6 октября, во время переговоров Троцкого и Каменева с Натансоном и Григорием Шрейдером об уходе из Предпарламента, левоэсеровские лидеры заявили, что хотя в Предпарламенте они пока останутся, но твердо обещают «полную поддержку большевикам в случае революционного выступления вне его»¹⁴⁴⁸.

В решающие октябрьские дни в ВРК они действительно работали бок о бок с большевиками. Буквально накануне восстания, анализируя крестьянский «Наказ», Ленин с удовлетворением отметил: «Вот и соглашение с левыми эсерами готово». И, как отмечалось выше, утром 24-го, когда выступление уже начиналось, ЦК поручил Каменеву и Берзину переговоры с левыми эсерами о дальнейших действиях. Спустя несколько дней Ленин прямо укажет: «Мы хотели советского коалиционного правительства»¹⁴⁴⁹.

Однако именно в этот момент лидеры левых эсеров не пошли на раскол с правыми эсерами и руководством ЦИК и ИКСКД. Стремительный рост их влияния в крестьянской среде вселял амбициозные надежды на то, что из меньшинства они смогут превратиться в большинство самой многочисленной российской партии. «Несмотря на огромную напряженность “внутренних отношений”, – писал левый эсер Сергей Мстиславский, – партия официально была еще единой: фракция съезда была одна. И поскольку “на местах” настроение партийных масс было несомненно левее застывших в февральских настроениях верхов, у нас была смутная надежда вырвать фракцию, а стало быть, и партию целиком из рук Центрального Комитета…»¹⁴⁵⁰

Но, рассчитывая переиграть правых на столь привычной для них арене совещаний, вынужденные ради этого идти на уступки, левые явно недооценили противника. Надо отдать должное Федору Дану. На этом ночном экстренном заседании он не стал отрицать правомочности перехода власти к Советам. Он лишь пугал. Пугал черносотенной опасностью…

«Никогда контрреволюция, – говорил Дан, – не была еще так сильна… На фабриках, заводах и в казармах гораздо более значительным успехом пользуется черносотенная печать – газеты “Новая Русь” и “Живое Слово”…» А посему «для всякого, мыслящего политически здраво, ясно, что вооруженные столкновения на улицах Петрограда означают… торжество контрреволюции, которая сметет в недалеком будущем не только большевиков, но все социалистические партии».

Либер, как обычно, поддержал Дана: «Советы власти не удержат, она перейдет к неорганизованным массам». Начнется анархия и погромы. Напомнив, как в июльские дни на улице избили меньшевика Моносзона (С.М. Шварца), он заключил: «Кто бы ни производил насилие, хулиганы или большевики, самый этот факт говорит против движения, которое принимает такие формы».

Масло в огонь подлил эсер Михаил Гендельман. Он рассказал, как, приехав в Петропавловскую крепость на митинг, услышал в свой адрес: «“А, Гендельман, значит, жид и правый!” Там же слово “сволочь” было самым распространенным синонимом слова “интеллигент”». Но большевиков Моисея Володарского, Моисея Урицкого, Льва Троцкого те же солдаты встречали с восторгом. Их буквально носили на руках. И Гендельман предостерегал: те, кто сегодня «поднимают “рабочего” Троцкого на щит, [завтра] растопчут интеллигента Бронштейна»¹⁴⁵¹.

В обращении к населению 24 октября ВРК предупредил: «Гарнизон Петрограда не допустит никаких насилий и бесчинств… Преступники будут стерты с лица земли». И Троцкий пишет, что, придя в Смольный, Владимир Ильич сразу заметил этот плакат ВРК, «угрожавший громилам, если бы они попытались воспользоваться моментом переворота, истреблением на месте. В первый момент Ленин как бы задумался… Но затем сказал: “Пр-р-равильно”»¹⁴⁵². То есть и в данном случае, осознавая реальную угрозу, большевики предпочитали «ужастикам» – решительное противодействие опасности. Поэтому запугивание погромами они восприняли как попытку отвлечь делегатов съезда Советов от главного.

Явившись на это заседание из комнаты, где собрались члены большевистского ЦК, Троцкий заявил: «Если вы не дрогнете, то гражданской войны не будет, так как наши враги капитулируют… Если Всероссийский съезд Советов не хочет обескуражить массы, желающие революционной власти и революционных методов борьбы, то все члены Съезда должны идти со штабом Революции, а не со штабом ее врагов»¹⁴⁵³.

А такой «штаб» – помимо правительственного – уже стали создавать. В упоминавшейся выше резолюции Совета Республики, принятой 24 октября после отъезда Керенского, предлагалось создать Комитет Общественного Спасения для оказания помощи правительству. В проекте кадетов, кооператоров и плехановцев говорилось прямо, что Предпарламент «окажет полную поддержку» правительству и требует от него «самых решительных мер» для подавления большевистского мятежа.

Однако принятая тогда резолюция народных социалистов, правых и левых меньшевиков и эсеров звучала несколько мягче. Комитет Общественного Спасения создавался «для борьбы с активным проявлением анархии и погромного движения» и должен был действовать «в контакте с Временным Правительством». Выступая в Смольном на экстренном совещании ЦИК и ИКСКД в ночь на 25 октября, Дан умолчал о том, что извещение о создании Комитета Общественного Спасения уже разослано им от имени ЦИК до начала данного собрания с делегатами съезда¹⁴⁵⁴.

Теперь предстояло хоть как-то легитимизировать это решение. Но самого Дана слушали плохо. Его выступление то и дело перебивали репликами. Особенно после того, как он стал протестовать против «травли правительства», ибо «управлять в настоящий момент нашим государством – каторжная задача, и никакая власть, ни Керенского, ни Советов – вполне справиться с этой задачей не сможет».

Он опять призывал ждать! Ибо Предпарламент уже, мол, потребовал от правительства немедленного решения вопросов о земле и мире. О том, что Керенский выставил их с этими «требованиями» за дверь, Дан, естественно опять-таки умолчал. Впрочем, на ходатайства перед этим правительством делегаты уже не надеялись. «Поздно!» – крикнули Дану из зала. А когда он заявил, что «штыки враждующих сторон скрестятся между собой только через труп ЦИК», выкрик из зала был уж совсем оскорбительный: «А ЦИК давно уже стал трупом!»¹⁴⁵⁵

В этой ситуации проект резолюции поручили зачитать Мартову, к голосу которого прислушивались более внимательно. Он сразу заявил, что «среди членов ЦИК нет ни одного, который отрицал бы право пролетариата на выступление… И хотя меньшевики-интернационалисты не противятся переходу власти в руки демократии, но они высказываются решительно против тех методов, которыми большевики стремятся к этой власти».