Читать книгу - "История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха - Себастьян Хафнер"

16

Я: в начале 1933 года — молодой человек двадцати пяти лет, хорошо питающийся, хорошо одетый, хорошо воспитанный, дружелюбный, корректный, не без светского лоска и некоторого щегольства, не имеющий ничего общего с развязными буршами-студентами, —типичный продукт немецкого бюргерского образованного сословия, но в остальном чистый лист бумаги. Если оставить в стороне то, что мне выпало жить во времена грозных, захватывающих исторических событий, моя жизнь не отличалась чем-то особо интересным и драматичным. Единственные весьма глубокие личные переживания, которые оставили следы и шрамы, дали мне опыт и повлияли на мой характер,—это радостные и болезненные любовные эксперименты, каковые проводит всякий человек в этом возрасте. Эти эксперименты волновали меня тогда больше, чем что-либо иное. Я считал их настоящей «жизнью». В остальном я был — опять же как и любой молодой человек моего возраста и моей классовой принадлежности в Германии—хорошо питающийся, хорошо одетый «домашний мальчик», которому денег дают в обрез,

ю8

только на карманные расходы—суровый принцип моего отца, в высшей степени достойного, стареющего, интересного, строгого и втайне горячо любимого. Отец был самым главным человеком в моей жизни. Когда я хотел решиться на что-то серьезное, то нельзя было не спросить у него совета, хотя порой меня это не очень-то устраивало. Вот и сейчас, собравшись рассказать, каким я тогда был — или, лучше, каким предполагал быть, я прежде всего должен обратиться к отцу, сказать немного о нем⁹¹.

По убеждениям мой отец был либералом, по образу жизни и поведению — прусский пуританин.

Существует специфическое прусское ответвление пуританизма: до 1933 года оно было одной из главенствующих духовных сил немецкой жизни, да и до сих пор еще играет определенную роль под поверхностью официоза в Германии. Оно родственно классическому английскому пуританизму с характерными, впрочем, отличиями. Его пророк—Кант⁹², а не Кальви^З Его идеал — Fridericus^ а не Кромвель⁹⁵. Как и английский пуританизм, прусский требует от своих последователей строгости, достоинства, воздержания от всевозможных радостей жизни, исполнения долга, верности, порядочности и чести вплоть до самоотрицания, презрения к миру вплоть до мизантропии. Подобно английскому пуританину, прусский (даже если он богат) выдает сыну деньги только на карманные расходы и неприязненноудивленно круглит брови, узнав о сыновних опытах половой любви. Однако прусский пуританизм секуляризован. Он служит и жертвует не Иегове, но

le roi de Prusse^{6 6}. Награда и земное воздаяние прусского пуританина — не богатство, но успехи по службе. И наконец, важнейшее отличие прусского пуританизма—это наличие потайной дверцы в не контролируемое никем и ничем пространство свободы, в то, что стоит за словами «частное», «личное».

Мрачный аскет Fridericus, этот монумент прусского пуританизма, был, как известно, в приватной, частной жизни музыкант, флейтист, виршеплет⁹⁷, вольнодумец, острослов и друг Вольтера. Почти все его ученики и последователи—высшие чины прусской бюрократии и прусского офицерства двух последних столетий, в общественной жизни хранившие строгую неприступную мину, в приватной жизни походили на старого Фрица⁶⁸ с флейтой. Прусский пуританизм любит поговорку: «Грубая скорлупа — мягкое ядро». Прусский пуританин — создатель диковинной присказки всех немцев: «Как человек, я вам сочувствую, но как чиновник, как солдат, как государственный служащий...» В этом заключается причина того, что у иностранцев ложное представление о Пруссии. Они считают, что это бесчеловечная, жестокая, перемалывающая все подряд машина, но, общаясь с пруссаками в неофициальной, частной обстановке, обнаруживают, что многие из них на редкость симпатичные, добрые, безобидные люди. Германия, объединенная в единое государство Пруссией, ведет двойную жизнь, потому что чуть ли не каждый немец ведет двойную жизнь.