Читать книгу - "На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале - Кирилл Якимович"

«В начале декабря 1939 года водная поверхность Ладоги еще не была покрыта льдом, а густой туман уменьшал видимость почти до нуля. Шестого числа мы увидали всполохи выстрелов с воды и в направлении нашей батареи стали падать снаряды.

Кроме неясного силуэта кораблей мы ничего не могли определить, поэтому чтобы выяснить дистанцию до них, я залез на вышку и засекал время между вспышкой и разрывом снаряда. В соответствии с расчетами мы установили прицелы орудий и открыли ответный огонь. Наши действия возымели результат, потому что корабли противника отошли, хотя из-за тумана мы не могли определить, как близко от цели упали наши снаряды»^[23].

По данным отчета о действиях флотилии, корабли отправились в обратный путь только с наступлением темноты, почти в четыре часа вечера. И отошли они из-за бесперспективности ведения артиллерийской дуэли, а не из-за огня противника. С наступлением сумерек финны не могли точно определить, ушли ли корабли или остались на рейде.

А в это время вся долина реки Тайпалеен-йоки озарялась вспышками яростного боя. На финской батарее, находящейся от места сражения на расстоянии семи-восьми километров, казалось, что бой идет совсем рядом и грохот разрывов, треск пулеметной стрельбы и зарево пожара в считанные минуты перекочуют на этот крохотный мыс песчаного ладожского побережья.

Откуда родился первый панический слух о прорыве советских войск на направлении Тайпале, наверное, останется тайной навсегда. Персонал батареи впоследствии пенял на обороняющиеся в Теренттиля подразделения 28-го пехотного полка, которые якобы сообщили о наличии групп красноармейцев на берегу Ладоги в зоне их ответственности. Те же в свою очередь обвиняли батарею «Ярисевя», с которой якобы кто-то сообщил об удачной высадке морского десанта с кораблей Рабоче-Крестьянского Красного Флота.

Учитывая, что к наступлению позднего вечера Дня независимости Финляндии информация об успешном форсировании реки Тайпале советскими войсками являлась правдой, дополнительный слух об удачной высадке десанта противника вызвал у обороняющихся состояние, близкое к панике. Захват плацдарма со стороны озера означал выход врага в тыл оборонительной линии и неминуемое ее сворачивание. Казалось, оборона кончалась еще толком и не начавшись. Слухи вообще распространяются быстро, а в условиях нервозности первого серьезного боя их скорость близка к скорости осеннего карельского ветра.

«…B ту ветреную и тревожную ночь пехота сообщила нам о нахождении вражеских кораблей в устье Тайпалеен-йоки и что они возможно осуществляют высадку десанта. Это была первая реальная тревога на батарее „Ярисевя“ и в подразделениях береговой обороны, которая вызвала смущение и нервозность вплоть до самострелов, дезертирства и других нелицеприятных случаев…»^[24], вспоминал лейтенант Армас Туунонен. Помимо дезертирства, слух об удаче противника вызвал у некоторых финских солдат желание перейти на сторону РККА. В журнале боевых действий 222-го полка 49-й дивизии есть упоминание о двух перебежчиках, задержанных часовыми и отконвоированных в «Особый отдел».

Панический слух был столь серьезен и правдоподобен, что высланный для контратаки в Коуккуниеми 2-й батальон финского 30-го полка был перенаправлен для отражения противника на мыс Ярисевянниеми. К облегчению прибывших пехотинцев, противника на мысу не оказалось, но пока разобрались, в чем дело, было упущено драгоценное время. Именно из-за этого батальон опоздал на шесть часов к началу контратаки первого батальона и был вынужден отступить под натиском советских частей…

Бой 6 декабря был, пожалуй, одним из наиболее удачных дней Ладожской военной флотилии. Оставшиеся после серии поломок два сторожевых корабля «Разведчик» и «Дозорный», пять тральщиков и четыре катера обосновались в гавани Сауналахти. Надежды, что новая база будет недосягаема для финских орудий, развеялись днем 8 декабря 1939 года, причем самые губительные последствия огневого налета имели место не из-за непосредственного огня, а действий командиров плавсредств.

В этот серый и холодный день, когда с Ладожского озера шла крупная и опасная зыбь, свист вражеских снарядов рассек воздух в еще толком не оборудованной военно-морской базе в Сауналахти. Не причинив ни малейшего вреда кораблям, «подарки» батареи «Ярисевя» вызвали панику среди командиров-моряков.

Начав спешно выводить свои корабли из замкнутой бухты на колыхающийся волнами простор озера, два командира посадили свои тральщики на мель. Один из них, ТЩ «Москва», повредил винт, а второй, ТЩ-М30, пробил борт и начал тонуть. Дабы избежать потери корабля, его командир принял решение направить его на мелководье, но сделано это было столь быстро и нервозно, что тральщик моментально протаранил борт спешившего, как и все остальные, на выход из Сауналахти скоростного катера СКА-416. Последнего спасти не удалось. Катер затонул, став первой и единственной безвозвратной потерей Ладожской флотилии за всю Финскую кампанию.

Ко всем этим бедам, от которых командир группы был уже на грани самоубийства, добавилась еще одна. На пытающемся на выходе из гавани открыть ответный огонь тральщике «Видлица» разорвало 75-мм орудие. Пятый снаряд разворотил ствол пушки, контузив двух и убив четырех несчастных моряков из орудийного расчета.

К досадной трагедии на воде добавилась трагедия в воздухе. Во время возвращения из своего разведывательного полета один из самолетов 41-й эскадрилии был настигнут звеном своих же истребителей «И-16» из 49-го авиаполка Ленинградского военного округа. «Ишачки» не опознали в диковинном самолете с двигателем над фюзеляжем свою машину и с легкостью ее сбили. Подбитый самолет рухнул в Ладожское озеро. Из четырех человек экипажа спастись удалось только штурману Петрову, который выпрыгнул с парашютом и приводнился в ледяные волны в пятистах метрах от берега. Находившиеся на борту лейтенант Циплаков, капитан Белов и стрелок-радист Гришков погибли.