Читать книгу - "Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг"

«Характерно… что шахтинцы сели на скамью подсудимых советской литературы и театра задолго до того, когда карающей рукой Верховного суда они были посажены на настоящую скамью подсудимых в Колонном зале Дома Союзов», — констатировал в феврале 1929 г. «Инженерный труд». Действительно, писатели еще до 1928 г. в своих произведениях изображали инженера врагом рабочих, закоренелым аристократом и, наконец, саботажником. В литературе доминировал тип специалиста, который живет вчерашним днем, не готов следовать за большевиками и терпит крах при столкновении с новой действительностью. Инженер, отказывающийся от сотрудничества с советской властью, появлялся в ней столь часто, что, по мнению «Инженерного труда», писатели перегибали палку, совсем не показывая инженера в положительном свете. Благодаря распространению образа «инженера-врага» представление о том, что специалист — это «вредитель», стало своего рода нормой, поэтому почва для нападок на него была подготовлена задолго до Шахтинского процесса. Партийные активисты обращались к литературным персонажам, желая проиллюстрировать, с какими инженерами они сталкиваются на работе. Редактор «Инженерного труда» М.Н. Бочачер объявил инженера Габруха из романа Сергея Александровича Семенова (1893— 1942) «Наталья Тарпова» (1925-1927) типичным техником, которого можно встретить где угодно: «Живет он в Ленинграде. Вы его часто можете видеть в мягком вагоне скорого поезда "Москва-Ленинград": он часто посещает столицу Вы его таже встретите на заседаниях хозяйственных главков, Госплана, ВСНХ, где он с серьезной деловитостью защищает "смету своей фабрики" от поползновений столичных "сокращателей" Где находится его фабрика — указать не можем, т. к. автор "Натальи Тарповой" С. Семенов адреса не указывает».

«Наталья Тарпова» — своего рода роман нравов, показывающий различие принципов, мировоззрений и привычек нового советского поколения в лице работницы Натальи Ипатьевны Тарповой, с одной стороны, и инженера Виктора Сергеевича Габруха — с другой. Габрух в изображении Семенова — человек, растративший силы, лишенный перспектив и погрязший в бюрократических интригах. Он чувствует привязанность к излучающей силу и энергию молодой работнице-активистке Тарповой. Как подчеркивает Бочачер, на первый взгляд Габрух кажется энтузиастом социалистического строительства, он не последовал за своими родителями и коллегами в эмиграцию и понимает, что таким людям место на «свалке истории». Но если приглядеться, он оказывается сменовеховцем, который хочет строить Россию независимо от большевиков и тем самым ориентируется не на социализм, а на капиталистическое государство. Большевиков он терпит лишь постольку, поскольку они не мешают его работе. Габрух, убеждает Бочачер, типичный классовый враг, неспособный измениться или быть перевоспитанным партией: «Подтверждаем: Габрух не "переменится" Горбатого исправит лишь могила. Мы не делаем ставку на Габрухов. С ними нам не по пути».

Не менее Габруха «прославился» инженер Герман Германович Клейст из романа Федора Васильевича Гладкова (1883-1958) «Цемент» (1925). Подобно Семенову, Гладков рисует непримиримое противостояние старого инженера, чей мир ушел в прошлое, и рабочего Глеба Чумалова, находящегося лишь в начале своего пути. После Гражданской войны Чумалов возвращается в родной город, где простаивает цементный завод — некогда местная гордость. Он-то, рабочий, и отдает все силы восстановлению предприятия, тогда как инженер Клейст, подрядчик, давно махнул рукой на завод, на себя и на Россию. Этот ожесточенный, состарившийся и сутулый господин, «подпольный эмигрант», прячется среди пыли и паутины в затхлом мирке воспоминаний о дореволюционном прошлом. В конце концов он заражается энтузиазмом Чумалова и безропотно работает на большевиков. Одиночество Клейста напоминает одиночество инженера Мэнни, который, завершив дело своей жизни, умирает и уносит с собой в могилу целую эпоху. Гладков, когда писал «Цемент», намеревался показать, как большевики побуждают старых инженеров к сотрудничеству, но во времена культурной революции Клейст стал служить отрицательным примером старого инженера — индивидуалиста, который в собственных глазах является творцом завода и не способен почувствовать себя частью масс, строящих социализм.