Читать книгу - "Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1933-1936 гг. - Юрий Фельштинский"

В противовес Сталину и в то же время симметрично ему Троцкий всячески оправдывал все то, что делалось при Ленине. Через многие документы вновь и вновь проходит решительное противопоставление того периода, когда во главе советской России и международных коммунистических сил стояли Ленин и он сам, и периода, начавшегося примерно с 1923 г., когда стала нарастать концентрация власти в руках сталинской группы, а сам Троцкий постепенно, но во все большей степени оказывался на властной периферии. Троцкий многократно пытался снять вину с большевистского руководства первых лет после Октября 1917 г., и прежде всего, естественно, с себя самого, за ужасы и кровопролитие периода Гражданской войны и непосредственно после нее. Он утверждал, что диктатура пролетариата не обязательно связана с кровавым террором, может носить мягкий характер. Но почти всегда в подобных рассуждениях сразу же оказывалось, что это, мол, относится к развитым нациям, а диктатура пролетариата в России была установлена в слаборазвитой крестьянской стране. Противопоставление ленинского периода сталинскому — одна из главных тем всех крупных работ Троцкого периода эмиграции, прежде всего его мемуарной книги «Моя жизнь» и объемистой «Истории русской революции». Красной нитью эта тема проходит и через документы, публикуемые в настоящем издании.

Прежде всего Троцкий всячески оправдывал большевистский террор того времени, когда сам он находился у власти и был к этому террору причастен, и бичевал сталинский, то есть тот же большевистский террор, из своего зарубежного далека.

Уже в 1933 г. в публицистике Троцкого всплывает болезненный вопрос о кровавом подавлении большевистской властью Кронштадтского восстания 1921 г. (или, как предпочитал выражаться Троцкий в полном согласии с писаниями большевистских идеологов внутри СССР, Кронштадтского «контрреволюционного мятежа»). Схема, которая позволяла ему продолжать упорное одобрение беспощадной расправы над остававшейся на советской, но оппозиционной большевизму платформе бывшей «крепостью революции», состояла в том, что в Кронштадте, мол, положением овладела крестьянская, мелкобуржуазная контрреволюция, на смену которой, в случае ее успеха, неизбежно пришла бы «крупнобуржуазная контрреволюция». Позже ряд бывших сторонников Троцкого или же тех, кто только начинал отходить от него (А. Цилига, В. Серж, М. Истмен и др.), открыто поставили вопрос о его вине за зверскую расправу над кронштадтскими матросами и рабочими. Троцкий отрицал свое прямое участие в подавлении восстания (на самом деле именно он, находясь в своем поезде под Петроградом, осуществлял общее руководство действиями Красной армии против повстанцев), однако полностью брал на себя морально-политическую ответственность за кровавые репрессии.

В восхвалении Ленина Троцким и Сталиным были существенные отличия: во-первых, в ленинское время Троцкий был одним из вождей, а Сталин до 1922 г. не был широко известен, хотя и не находился в тени; во-вторых, Сталин был теперь у власти, а Троцкий в изгнании. Отсюда вытекало, что сталинское восхваление Ленина означало представление нынешнего советского курса в качестве прямого продолжения ленинского; оценки Троцкого означали неизменное противопоставление Ленина Сталину.

Пожалуй, единственной инициативой Ленина, которую Троцкий даже не то чтобы критиковал, а весьма сдержанно ставил под сомнение, было запрещение фракций в компартии, проведенное в 1921 г. на Х съезде РКП(б). Сдержанность была вполне объяснимой — тогда Троцкий полностью поддержал эту драконовскую меру Ленина, на которую впоследствии опиралась сталинская группа, превращая ВКП(б) в «орден меченосцев», в священный союз совокупного начальства, послушно следующий любой, пусть самой преступной команде. Теперь же он, осознав, что сам напоролся на то, за что боролся, стал заявлять, что наличие фракций «в известных пределах неизбежно связано с жизнью и развитием партии»^[96]. Поэтому трудно согласиться с мнением М. Истмена, который писал о Троцком в период эмиграции, что тот «становился все более жестким в защите крайних организационных догм большевизма. Казалось, что он… стремится показать свою решимость превзойти Ленина»^[97]. Нет, организационные взгляды Троцкого оставались стабильными, причем они были несколько мягче ленинских. Ленина вообще трудно было превзойти в стремлении централизовать партийное руководство.

Уже вскоре после прибытия в эмиграцию Троцкий начал работать над биографией Ленина, которую он задумал как фундаментальный труд, противопоставленный официальной советской историографии и биографистике. В Турции заняться этой работой сколько-нибудь серьезно он не смог, погрузившись в основном в создание автобиографической книги, а затем и истории революции 1917 г., хотя в мемуарном плане о Ленине написал немало. Во Франции Троцкий наконец приступил к собиранию материала и написанию фрагментов, но вновь отложил рукопись, хотя поначалу работа, казалось бы, пошла быстро. В декабре 1933 г. с американским издательством «Даблдей, Доран и К^о» был заключен договор, и Троцкому был начислен аванс в сумме 10 тыс. долларов^[98]. М. Истмен ожидал рукопись для перевода на английский язык. В декабре 1934 г. он писал Троцкому, что хотел бы видеть «Жизнь Ленина» в одном томе, даже если это будет очень объемистая книга, ибо американские читатели предпочитают не покупать многотомных биографий^[99].

Но на самом деле Троцкий, обычно быстрый и плодовитый, с этой книгой не спешил.

Осуществить свой план он так и не смог. Он откладывал свои наброски, через некоторое время снова возвращался к ним, но в более или менее завершенном виде написал только первые главы, посвященные лишь раннему Ленину (80—90-е гг. ХIХ в.). Думается, что причины такой удивительной медлительности состояли не только в необходимости возвращаться к текущим политическим делам (подготовка биографии Сталина в последние годы жизни также должна быть отнесена к таковым) — Троцкий умел сочетать политическую публицистику и переписку с занятиями историей, о чем свидетельствует написанная им на Принкипо фундаментальная двухтомная (причем второй том в двух книгах) «История русской революции»^[100]. Что-то мешало ему полностью отдаться своему персонажу.

По всей видимости, автора разъедали сложные, противоречивые чувства. С одной стороны, он хотел оставаться чистым перед собой и осветить путь Ленина всесторонне (разумеется, в пределах марксистской парадигмы). С другой стороны, он понимал, что в этом случае далеко не все факты можно будет вписать в собственную схему прямой политической преемственности: Ленин — Троцкий. Над «Историей русской революции» Троцкому было работать значительно проще, ибо, во-первых, это было время его наиболее тесного единения с Лениным, во-вторых, он мог избирать те сюжеты и повороты, которые в наибольшей степени соответствовали его интересам, и, наконец, 1917 г. был началом его непродолжительного «звездного времени», и возвращение к нему на бумаге Троцкого особенно привлекало.