Читать книгу - "Казаки. Между Гитлером и Сталиным - Петр Крикунов"

Категорически запрещаю членам станицы посещать без моего личного разрешения эти собрания, при этом нарушение настоящего моего приказания будет считаться нарушением дисциплины с соответствующими из сего выводами… По освобождении наших Казачьих Земель, в том числе и Кубани, в административной и хозяйственной жизни настанет полный хаос… Посему нам дорог каждый кубанец, который может в той или иной области жизни Края приложить свои руки… Мы же, казаки-кубанцы, считаем свою интеллигенцию „по пальцам“. Посему святая обязанность кубанской интеллигенции быть прежде всего на Кубани, где работа для нее будет в общероссийских интересах продуктивнее»^[93].

Несмотря на то что в публичных выступлениях и обращениях лидеры умеренных казаков называли самостийников ничтожно малой группой неуравновешенных и заблуждающихся отщепенцев, в частной переписке они характеризовали их куда более уважительно. И связано это было с тем, что, по мнению некоторых атаманов, казаки-националисты были тесно связаны с гестапо и даже с СС. «Вообще это движение, — написал атаман Е.И. Балабин 12 июля 1941 года в письме генералу П.Н. Краснову, — гораздо серьезнее, чем кажется с первого взгляда. Надо хозяевам (немцам. — П.К.) взять какую-либо определенную линию. Ведь сейчас идет какое-то натравливание друг на друга. Ненависть и непримиримость между сепаратистами и казаками Российского направления настолько велика, что дело легко может дойти до убийства… Невольно напрашивается вывод, что мы им совсем не нужны, а нужны такие, как Глазков… Надо же прекратить это безобразие. Ведь они не мне приносят зло, а казакам и всему Русскому делу»^[94]. Одновременно тот же Е.И. Балабин пытался выставить Василия Глазкова и как пособника большевиков, работающего на «жидовские деньги». «Эти самостийники, — сообщал он в своем письме начальнику Управления делами российской эмиграции в Германии В.В. Бискупскому, — обладают большими средствами и оплачивают приезд самостийников из провинции… Во главе движения стоит Глазков. Раньше для разложения эмиграции он получал деньги от Пилсудского из Польши, а теперь, вероятно, работает на жидовские деньги, так как женат на жидовке Латти, а может быть, и на большевистские»^[95].

Наиболее остро конфликт между самостийниками и сторонниками «Единой и неделимой России» проявился в казачьих станицах Болгарии и в Праге.

12 июля 1941 года Василий Глазков сообщил представителю Центрального Правления КЛОД в Болгарии И.М. Евсикову о своем признании правительством Рейха в качестве руководителя КЛОД. По неизвестной причине Евсиков воспринял это известие как свидетельство того, что Германское руководство предоставило казакам-националистам возможность участвовать в борьбе против коммунистов, и в этот же день специальным распоряжением обязал все станицы, хутора, группы казаков и отдельных представителей казачьей эмиграции, проживающих в Болгарии, немедленно прислать ему «свои постановления или отдельные заявления, скрепленные собственноручными подписями, где должно быть ясно и определенно указано о готовности принять активное участие в общеказачьем национальном освободительном деле»^[96]. До получения новых предписаний и назначений все казаки должны были оставаться на своих местах и «спокойно заниматься своим делом, но быть готовыми по первому же приказу явиться на указанное место». Все заботы о семьях казаков руководство КНОД обязалось взять на себя. Евсиков даже был готов простить казаков, которые состояли в организациях, выражавших «антигерманские настроения», соглашаясь считать их «введенными в заблуждение своими руководителями».

Несмотря на резкий и не терпящий возражений тон заявления Евсикова, самостийники сразу же столкнулись с определенными сложностями. Казачьи руководители, подчиняющиеся законной атаманской власти, просто-напросто отказывались с ними сотрудничать.

«П.К. Харламов (представитель КНОД. — П.К.), — сообщает Евсиков в своем отчетном письме в Прагу, — ходил даже к граббовскому окружному атаману дьякону Я. Никитину, уговаривал этого сукиного сына, в присутствии 6 казаков 4 часа уговаривал, но… дьякон пошел на другой день к Абрамову (генерал Ф.Ф. Абрамов — представитель Войскового Донского атамана в Болгарии. — П.К.), и тот дело развалил, дьякон от объединения окончательно отказался. Уговаривал П.К. Харламов и Д.Д. Нежевого — „представителя Донского атамана“, уговаривал эту сволочь три битых часа в присутствии 5 казаков, призывал к объединению, он также сукин сын отказался, говоря, что будет ждать инструкций от „атамана“, ждет до сих пор. Вы понимаете, станичники, хотелось все устроить по-хорошему, но что с такой сволочью делать!»^[97]

18 июля 1941 года наконец последовала реакция на выступление самостийников со стороны одной из самых популярных среди простых казаков, а следовательно, и многочисленной организации — Центрального правления Союза казаков в Болгарии, председателем которой был уже упомянутый дьякон Я. Никитин. За его подписью в Болгарии был распространен специальный информационный бюллетень, полностью посвященный проблеме «казаков-националистов, а также издаваемых ими всякого рода прокламаций». «В последнее время, — говорилось в этом любопытнейшем документе, — в связи с поражением и разгромом большевиков и появившейся надеждой освобождения России от интернационального жидо-масонского ига, разорившего нашу Родину и наши Святыни, как ядовитые грибы после дождя, появились и повылезали из темных щелей всякого рода „вожди“ и казачества, стремящиеся в мутной воде ловить рыбу, о которых до сих пор никто не слыхал, а если и слыхал, то только как о лицах, состоящих в организации, работавшей на польские, чешские и советские деньги по разложению эмиграции». Далее следовал небольшой экскурс в историю жизни руководителя КНОД Василия Глазкова и местного руководителя этой организации Евсикова. «Василий Глазков, — утверждал Я. Никитин, — являясь представителем непризнанной в Болгарии организации, а потому и нелегальной, назначил г-на Евсикова, члена Союза казаков националистов в Болгарии, основателем и председателем которого был высланный из Софии полицией за связь с большевиками Павел Кудинов, как платный агент советской разведывательной службы в Болгарии с задачей не только информационной, но и агитационной, с целью коммунизации русских организаций»^[98].

На следующий день, 19 июля, был издан и распространен документ, адресованный начальникам казачьих частей и групп, атаманам казачьих станиц и хуторов в Болгарии. Документ был подписан представителями Войсковых атаманов: Дона — генерал-лейтенантом Ф.Ф. Абрамовым, Кубани — полковником Милашевичем, Терека — Цыгулиевым и Болгарии — Никитиным. В тексте говорилось о том, что Правление КНОД и самого Глазкова никто не выбирал. Правление и Представительство в Болгарии были созданы без ведома Войсковых атаманов и, следовательно, являются самозваными, а их распоряжения — обыкновенными фальшивками, не подлежащими исполнению. Далее сообщалось, что Евсиков является чуть ли не платным агентом советских спецслужб^[99]. На это самостийники ответили новым распоряжением, в котором вновь заявили, что Василий Глазков «официально признан Германским правительством» и что «все остальные возглавители или руководители казачества официального признания не имеют, а поэтому и руководящей роли в национальном казачьем деле играть не могут»^[100].