Читать книгу - "Энциклопедия символов, знаков, эмблем - Кирилл Королев"

Символы в их графическом представлении часто смешивают с символическими изображениями, которые в обиходе также именуются «символами». Между тем символическое изображение — отнюдь не абстракция знания, а его предельная конкретизация: каждое символическое изображение строго соответствует определенному объекту действительности, который оно представляет. Так, Эйфелева башня — не символ, но символическое изображение Парижа, а Кремль, Петропавловская крепость или печально знаменитые башни-близнецы — не символы, но символические изображения Москвы, Санкт-Петербурга и Нью-Йорка соответственно. В отличие от «истинных символов» символические изображения непостоянны, почти эфемерны, возникают спонтанно и далеко не всегда получают равное признание у разных народов (а истинные символы в значительной степени универсальны — сравним, к примеру, толкование круга как символа у народов Европы и Дальнего Востока). Та же Эйфелева башня в первые годы после ее возведения считалась не знаком, а позором Парижа, символическим же изображением французской столицы служили собор Нотр-Дам и Лувр.

Противоположностью символов являются эмблемы — конкретные изображения фигур, то есть объектов действительности. В отличие от символов означаемым для эмблем выступает не трансценденция, а сугубо конкретное понятие. В качестве фигур могут выступать и живые существа, и любые неодушевленные предметы, и существа мифические и фантастические; относительно этих фигур имеется исторически сложившееся международное согласие, они обладают «эталонным» изображением, которое обеспечивает их узнавание. Кроме того, эмблема — это «нарисованная идея» (В. Похлебкин), идея, выраженная через изображение предмета или фигуры, в которых зафиксировано ее конвенциональное значение. Так, солнце — не символ, но эмблема света, жизни, счастья и богатства, а красная роза — не символ, но эмблема страсти. Как правило, эмблемы имеют сравнительно узкий «ареал бытования»: на Дальнем Востоке змея трактуется как эмблема мудрости, а в Европе и Латинской Америке это пресмыкающееся — эмблема лжи и коварства; национальная эмблема Шотландии репейник в России олицетворяет никчемность, непригодность и даже вредоносность; русская эмблема медлительности — черепаха — у африканских народов толкуется как эмблема мудрости и т. д.

Символы выражают идеи высшей абстракции, которые практически невозможно кратко описать или сформулировать словами («окно в Вечность»). Например, символом христианства является крест, а символом ислама — полумесяц, причем оба этих знака как бы содержат в себе в чрезвычайно концентрированном виде обе религиозные доктрины. Эмблемы же, как говорилось выше, связаны с конкретными понятиями и идеями, являются конкретными «опознавательными знаками» (кстати сказать, свое происхождение эмблемы ведут от племенных тотемов, служивших, в частности, «разделителями» племени на фратрии). По причине своей конкретности эмблемы подвержены субъективному толкованию: так, осел — эмблема Демократической партии в США и одновременно эмблема тупого упрямства в фольклоре многих народов, что в эпоху идеологического противостояния между Востоком и Западом давало повод для многочисленных карикатур и словесных упражнений в остроумии.

Символы и эмблемы разнятся между собой и чисто внешне, то есть графически — символы всегда абстрактны, а эмблемы конкретны, хоть и стилизованы. Сколь бы фантастична ни была, на первый взгляд, та или иная эмблема, отыскать ее исторические корни в принципе возможно. А что касается символов, то, как писал В. Похлебкин, «в символах же исторические корни столь глубоки, столь бывают скрыты различными позднейшими идеологическими наслоениями и столь превращены в абстрактные понятия, что доискаться их конкретных истоков практически не представляется возможным (выяснять, например, кто и где первым „выдумал“ крест, бессмысленно), хотя и символы, как и знаки в целом, несомненно также реальная историческая категория. Но она очень древняя, а потому скрыта от наших глаз не только туманом тысячелетий, но и туманом мистики» (последняя фраза кажется уничижительной, однако «мистический туман» вокруг символов есть всего-навсего признак их вырождения, угасания, перехода от понимания их подлинного значения к забвению оного).

Мироздание говорит с человеком на языке символов. В метафизическом плане мироздание представляет собой «знакоткань» (Е. Островский), или мир символов, постижение которых позволяет человеку определенным образом конструировать реальность. Впрочем, человек современный, homo modernus, в отличие от homo antiqus и homo medievalus в значительной мере утратил способность постигать знакоткань. «…В наше время символы воспринимаются, как правило, в порядке понятийного (логического или псевдологического) знания. Мы их воспринимаем критически как знаки и считаем, что они для того и существуют, чтобы расширить наше знание о нас самих, то есть о культуре, о собственной психике, о собственном поведении, о собственных тенденциях в порядке прогнозирования, в порядке анамнеза, в порядке диагностики и многих других прагматически необходимых нам вещах. То есть внутри наших знаковых систем они десимволизируются, теряют свое непосредственное „сознательное“ содержание и превращаются в знаки, строго говоря, уже „неизвестно чего“… В таком порядке, в мировосприятии современного культурного человека символов становится все меньше и меньше» (М. Мамардашвили, А. Пятигорский). Но все же, как упоминалось выше, символы имеют обыкновение возрождаться, поскольку человек — «животное символическое» и поскольку Природа говорит с человеком именно на языке символов; поэтому и по сей день мы вправе повторять за Шарлем Бодлером:

Природа — строгий храм, где строй живых колонн Порой чуть внятный звук украдкою уронит; Лесами символов бредет, в их чащах тонет Смущенный человек, их взглядом умилен.

Как эхо отзвуков в один аккорд неясный, Где все едино, свет и ночи темнота, Благоухания и звуки и цвета В ней сочетаются в гармонии согласной.

Есть запах девственный; как луг, он чист и свят, Как тело детское, высокий звук гобоя; И есть торжественный, развратный аромат —

Слиянье ладана и амбры и бензоя: В нем бесконечное доступно вдруг для нас, В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз!

А

Абракадабра.

Магическая формула, представляющая собой в «материальном» виде перевернутый треугольник, в который слово «абракадабра» (от древнееврейского abrtg ashabra — «(мечи) молнию и в смерти») вписывалось, начиная с верха; при перемещении вниз слово всякий раз усекалось на одну букву; заканчивался треугольник одной буквой «а». Считалось, что это заклинание, нанесенное на амулет, способно исцелить от болезни, особенно от лихорадки.

Формула, «изобретение» которой приписывается традицией древнегреческому философу Северу Саммонику, имеет следующий вид: