Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

его серебрятся под солнцем, под искрящимся на морской глади светом – всем тем, что сохранила память. Во сне она задремывает, а просыпается уже зимой: над головой темное низкое небо, кругом свирепая буря. Волны вздымаются громадной стеной, и она мечется по пляжу взад и вперед, зовет его, но ветер перехватывает ее голос и подкидывает вверх, в небеса. Но стоит ей подумать, что для него все потеряно, как он находится вновь: прилив отнес его в сторону вдоль побережья, и он стоит как ни в чем не бывало, а волны обрушиваются на него одна за другой. Он оборачивается и улыбается своей тихой улыбкой, а его зеленые глаза переливаются, словно морская пучина.

«Мамочка?»

Когда она просыпается, уже взаправду, за окном воет ветер, а подушка, сжатая в замерзшем кулаке, вся мокрая.

Лавочка открыта

Поутру в деревне все только и ждут, как бы обсудить происшествие, хотя и напускают безразличный вид из чувства приличия. Женщины торопливо семенят по обледенелым булыжникам в лавку миссис Браун, чтобы прикупить пару ненужных вещиц, пока ведущие в деревню и обратно дороги не замерзли и жители не оказались отрезаны от мира, как и в любую другую зиму.

Они наполняют корзину всякой всячиной и подходят расплатиться, выжидая, пока миссис Браун по своему обыкновению возьмет все в свои руки, облокотившись о прилавок и карандашом заправив за ухо выбившуюся прядь седых волос. Но сегодня она на редкость тиха и с непроницаемым взглядом деловито высчитывает стоимость покупок.

– Господи помилуй, неужто никто вслух не скажет? – не выдерживает Нора, худощавая и бойкая в противоположность миссис Браун, и остальные тут же выдыхают и опускают на пол корзины, обрадовавшись, что кому-то хватило смелости озвучить то, о чем думали все. – Я будто привидение увидела! – Она закрывает глаза, но тотчас снова открывает, дабы убедиться, что все взгляды устремлены на нее. – Этот ребенок – вылитый… то есть, мне так показалось, пока не вспомнила про возраст. Сколько лет уж минуло? Пятнадцать? Двадцать?

– А где он его обнаружил?

– К пляжу прибило, по словам настоятеля… Притом живого, можете себе вообразить!

– Я слышала, он им сказал…

– Ой ли? Я только утром к ним ходила. Он и слова не проронил!

– Так ты его видела?

– Ну, сама не видела, но Марта сказала…

Остальные многозначительно переглядываются, выказывая свои мысли относительно таких утверждений.

Нора заговорщицки понижает голос:

– Уверена, за этим что-то кроется. Даже ботиночек…

На этой реплике все умолкают: слишком необъяснимый случай, слишком схожий. Даже миссис Браун прервала подсчеты и замерла с луковицей в одной руке и карандашом в другой, застигнутая врасплох странным стечением обстоятельств.

Нора прощупывает почву дальше:

– А я ведь всегда говорила, что этот мальчишка…

Наконец-то миссис Браун прерывает молчание:

– Довольно разговоров. У вас ни капли жалости не осталось? Не знаю, как вам, но мне недосуг тут лясы точить. Скоро выпадет снег, и я хотела бы попасть домой до темноты, большое спасибо.

Монетки раздосадовано звякают о прилавок; женщины расплачиваются и, подхватив корзины, расходятся, оскорбленные и отчасти озадаченные. Ведь если и был в деревне человек, кто на протяжении долгих лет не питал ни малейшей жалости к Дороти Грей, так это сама миссис Браун.

Джозеф

– Как там парнишка?

Джозеф переминается на пороге и вертит в руках шляпу.

Жена настоятеля, Дженни, отшатывается под ледяным дуновением холода, который он впускает, а сама глазами пробегает по его лицу и окидывает взглядом улицу позади. Затем со вздохом говорит:

– Лучше проходите в дом, хотя бы не стойте на холоде.

Джозеф переступает их порог второй раз за неделю, но в прошлый потрясение при виде ребенка отбило у него всякую наблюдательность. На этот раз он замечает, что Дженни уже на сносях и как сильно выпирает набухший живот; замечает подготовленную загодя коляску и то, как Дженни, едва заметно замешкавшись, проводит его дальше по коридору. Горничная Марта поднимает глаза от теста, которое месит, и кивает.

Дженни вежливо откланивается:

– Вы пока обождите здесь, Джозеф, а я пойду позову мужа.

Жар от печи до боли обжигает руки, но Джозеф подвигается поближе, благодарный ей за тепло. Как только Дженни захлопывает дверь и шаги ее удаляются, Марта отряхивает руки от муки о передник.

– Согреть тебе чего-нибудь попить, а, Джозеф? Ты будто насквозь промерз. – Улыбка у нее оживляется.

– Нет, я на минутку, и тут же вернусь к своему очагу, – отвечает он и взглядывает на закрытую дверь, прислушивается к тишине в коридоре. – А что мальчишка, как он там?

Марта тоже беспокойно оглядывается на дверь, а затем взахлеб выпаливает:

– Не обронил ни слова. Только и делает, что спит. Я приготовила ему говяжью похлебку и кормила с ложки, ну и попутно печь протопила.

– Так, значит, он выживет? Не умрет ни от переохлаждения, ни… – Джозеф насилу сглатывает.

В коридоре раздаются шаги, и Марта снова принимается месить тесто. Джозеф протягивает руки к очагу, и Дженни с облегчением застает обоих в той же позе, что и прежде: Джозеф так и стоит в пальто, даже не присядет, не устроится поудобнее.

– Настоятель сейчас занят, – строгим голосом отрезает она, а взгляд ее падает на растекшийся по кухонному полу снег. – Мальчик выживет, Джозеф, – хорошо, что вы принесли его к нам. Поставим его на ноги и, как только погода позволит, отвезем в больницу на материк, а оттуда, с Божьей помощью, домой. – Она указывает на кухонную дверь. – Как видите, мы несколько заняты, поэтому…

Джозеф коротко кивает в знак благодарности и вновь уходит в снегопад. Он и раньше был уверен, что о нем судачили – будто бы то, что случилось той незапамятной ночью, как-то связано с ним. И теперь они опять возьмутся за старое. Казалось бы, ему уже не привыкать, но Джозеф так и не привык. Уходя из пасторского дома, он пинает каменную ступеньку крыльца.

Спустившись к Отмели, он рьяно принимается за починку лодки и с головой уходит в работу, отрывая гнилую вагонку на палубе, стиснув зубы, еле согревая руки над жаровенкой.

И тут он видит ее. Дороти. Она стоит на нижней ступеньке и оглядывает морские просторы. Она его еще не приметила, и, пользуясь моментом, он окидывает ее пристальным взглядом.

Она уже не та хладнокровная юная женщина, что только переехала в деревню, чей взгляд резал острее ножа, а выражение лица озадачивало любого. С тех пор столько воды утекло. Джозеф вспоминает, как у него зашлось сердце и перехватило дыхание, когда он впервые увидел ее на том же самом месте, где