Читать книгу - "Честь самурая - Эйдзи Есикава"

Князь Нобунага был недоволен тем, как в последнее время идут дела. Поход в западные провинции захлебнулся. Осада Итами приобрела затяжной характер, и только в Тамбе его армия вела боевые действия. Каждый день из всех трех стратегически важных пунктов неиссякаемым потоком поступали рапорты и донесения. В ставке их предварительно просматривали командиры и советники, отбирая для князя только самые важные.

Среди прочих бумаг в руки князю попало и послание от Сакумы Нобумори. Нобунага прочитал его и раздраженно отодвинул в сторону. Сидевший рядом оруженосец Ранмару, решив, что князя огорчило неисполнение какого-нибудь приказа, с особым вниманием прочитал это письмо, где говорилось:

«К моему изумлению, Ваша светлость, Хамбэй до сих пор не исполнил ваших указаний. Я заявил ему о недопустимости подобного поведения, заметив, что и на меня в свою очередь могут пасть обвинения в ослушании. Полагаю, что теперь исполнения вашего приказа ждать осталось уже недолго. Досадное происшествие стало для меня серьезным испытанием, и я взываю к милосердию Вашей светлости в данном деле».

По тону этого послания угадывалось, что Нобумори более всего беспокоит чувство собственной вины. Вероятно, из-за этого и было сочинено само письмо. Но почему же так резко отреагировал Нобунага, недоумевал Ранмару, почему посетовал, что Нобумори теперь уже совсем не тот, что прежде? Однако оруженосец ничуть не сомневался: огорчило Нобунагу явно не бездействие Хамбэя. По-видимому, он просто пока еще не принял какого-то определенного решения, не захотел возвращаться к этому вопросу.

Хамбэй, разумеется, не мог знать о подобной перемене в умонастроении князя, однако, не обращая внимания на беспокойство сестры и приближенных, считавших, что он должен что-нибудь предпринять, он по-прежнему пребывал в нерешительности.

Прошел месяц. У главных ворот храма Нандзэн и вокруг обители Хамбэя оделись кипенью цветов сливы. Солнце сияло с каждым днем все ярче. Постепенно вступала в свои права весна.

Хамбэй терпеть не мог грязи и беспорядка, поэтому его комнату ежедневно тщательно убирали, а сам он тем временем лежал на солнышке или сидел с книгой у себя на веранде.

По утрам сестра заваривала ему чай. Он любил наблюдать, как струйка пара, причудливо извиваясь, поднимается из чайника и тает в лучах утреннего солнца.

— Сегодня, братец, цвет лица у тебя куда лучше, чем обычно, — радостно улыбаясь, заметила Ою.

Хамбэй потер щеку исхудалой рукой:

— Кажется, и ко мне приходит весна. Как это замечательно! Последние два-три дня я чувствую себя гораздо лучше.

Действительно, в эти дни больной, похоже, стал поправляться, и Ою с удовольствием прислуживала ему нынешним утром. Да и само утро выдалось прекрасное — теплое, солнечное. Но внезапно девушка вспомнила слова лекаря: «Надежда на выздоровление вашего брата весьма слаба». Однако предаваться отчаянию она не спешила, ведь немало больных поправилось, несмотря на то, что врачи приговорили их к смерти. Она поклялась себе выходить Хамбэя, вернуть его к полноценной жизни. Ою улыбнулась, вспомнив о полученном накануне из Харимы письме Хидэёси, таком теплом и обнадеживающем.

— Если ты и дальше будешь поправляться так быстро, то сможешь встать на ноги еще до того, как зацветет вишня, — подбодрила она Хамбэя.

— Ты так добра, Ою, а я доставляю тебе слишком много хлопот.

— Какие глупости!

Хамбэй тихо засмеялся:

— Я прежде не говорил тебе слов благодарности, ведь мы как-никак брат и сестра, но нынешним утром мне так хочется сказать тебе что-нибудь приятное. Возможно, потому, что действительно чувствую себя куда лучше.