Читать книгу - "Лихое время - Олег Петров"

«По делу показываю: в 1917 году во время революции, я помню хорошо, что я находился в детском приюте в г. Иркутске. Когда меня туда отдали, не знаю, после моя родная мама и отец – называемый мною так сейчас гр. ЦУПКО, приехали в гор. Иркутск и взяли меня из приюта. Впоследствии моя мама рассказывала, что ее за какое-то преступление сослали на поселение в Сибирь в Акатуевскую каторгу. Когда началась революция в России, то ее с каторги освободили, и она тогда сошлась сожительством с гр. ЦУПКО, котораго я называю отцом. Где мой родной отец и где я родился – не знаю. Из города Иркутска меня привезли в г. Читу.

Отец мой ЦУПКО и тогда, как я сейчас понял, ничем не занимался, ходил грабил, ездил на поездах и занимался кражами. При „Семеновской власти“ я помню, что за ограбление Японскаго склада в гор. Чите он содержался в Читинской областной тюрьме, затем судили и был осужден к тюремному заключению на один год. После этого он не оставил свои прежние занятия, а так же продолжал заниматься более мелкими кражами, и всегда ему сходило удачно.

Последнее время он стал и меня брать на кражи. В 1921 году какие именно мною с отцом совершены кражи я не помню хорошо; например, ездили в ночное время, особенно перед утром, на постоялые дворы и там брали с крестьянских саней муку, овес. Повторялись эти кражи частенько, он всегда брал меня для того, чтобы когда он пойдет брать, а я в это время останусь возле своей лошади.

В настоящем году я все кражи, совершенные нами, почти все помню. Начали мы с ним ездить с Маслиной недели. Первый раз ночью на лошади поехали с ним в Кузнечные ряды, в сарае у одного дома взяли пять тюков прессованнаго сена, которые привезли домой и израсходовали на свою лошадь. Затем через несколько времени вторично ездили в это место за сеном, второй раз взяли четыре тюка. После этого, я помню, что ночью ездили к Жуковскому саду, на какой улице, в чьем-то доме он взломал замок и взял оттуда в красненьком мешечке гороховую муку, масло сливочное около двух фунтов, топленаго сала 3–4 фунта, бутылку бобоваго масла, печенье готовое. Я в этот раз тоже стоял у лошади на улице…

С ЛЕНКОВЫМ отец мой был хорошо знаком. Он часто бывал у нас на дому в городе. Бывал без меня и при мне; в последнее время он был два раза, первый раз приходил после убийства начальника уголовнаго розыска ФОМЕНКО. Я пришел с Песчанки, он находился у нас, сидел на диване и что-то разговаривал с отцом. Я слышал только, как он говорил отцу об убийстве ФОМЕНКО. Из его рассказа я понял так: что якобы ЛЕНКОВ в то время, когда на него была облава в Кузнечных рядах, то он находился в квартире, когда постучались, то хозяин стал открывать двери, а ЛЕНКОВ приказал не открывать двери, и когда хозяин не послушался, то он выстрелил в хозяина квартиры и сам в это время по двери взобрался на чердак дома и сидел. Милиция и уголовный розыск зашли в квартиру, посмотрели, что его там нет, и вышли, тогда ФОМЕНКО сказал, чтобы посмотреть на чердаке, и в этот момент он – ЛЕНКОВ стрелил в ФОМЕНКО, а сам спрыгнул с чердака и убежал…

Отец мой также был знаком с Мишкой САМОЙЛОВЫМ. Часто ли он ходил к отцу, я этого сказать не могу, в последнее время видел его дома у нас два раза. Один раз я его видел у соседей ВИНОКУРОВЫХ, когда брал бочку ехать за водой. Мишка тогда направился в центр города. Второй раз я приехал из Песчанки домой в город, дома сидел за столом Мишка САМОЙЛОВ и играл в карты: он, моя сестра Екатерина 21 года, дочь ВИНОКУРОВА Шура и младшая дочь его, звать не знаю как. От отца я слышал, что он встречался с ЛЕНКОВЫМ у БИЗИНА, проживающего там же на Новых Местах…»

Бесхитростный рассказ Васьки не только явился ещё одним подтверждением связей Ленкова и Цупко, Цупко и Бизина, Бизина и головки шайки. Это был и наглядный пример обработки матёрыми преступниками молодой поросли. Знал ли Васька вообще, что существует другая жизнь, без ночных бдений в ожидании «папани» на стреме-атанде у чужого забора, с ушками на макушке и лошадкой под уздцы?..

Пока Спешилов-младший рассказывал следователям об унесённой Цупко под покровом ночи яричной мучице и утартанной с чужого двора «целой телеги с колёсами», его наставник-уркаган бил себя в грудь пудовым кулачищем и, пуча глаза, доказывал следователю ГПО, что «завсегда верой и правдой» работал на уголовный розыск, много раз пытался им содействовать в поимке Ленкова.

Пересказывать показания Филиппа Цупко вряд ли имеет смысл. Как в своё время он доказывал народной власти, что не контрабандил при японцах, а активно помогал партизанам продуктами, точно так же сейчас прожжённый уголовник излагал следователю нечто, сравнимое разве что с мемуарами: как он, Цупко, х о т е л б ы прожить два последних года.

Очень бы хотел, ибо большой сообразительности, чтобы выяснить эпилог своего жизненного пути, нынче от Цупко не требовалось. «Мемуары» Фили-Кабана вполне можно заменить краткой характеристикой, которую даст ему на суде директор Госполитохраны ДВР Л. Н. Бельский: «Роль Цупко была – предварительное обследование квартир и мест, куда приходил Ленков, и предупреждение его об опасности. Никакого содействия он не предлагал по поимке Ленкова, и последовавшее вслед убийство Ленкова Бурдинским совершилось безо всякого его содействия».

А может быть, Цупко и не хотел ничего, действуя по привычной уголовной инерции: все отрицай, ни в чём не сознавайся, вали всё на других, а себя обеляй по максимуму. Привычка – вторая натура.