Читать книгу - "Артур Артузов. Ас разведки и контр-шпионажа - Юрий Ленчевский"

Лист № 7

Петроградская Чрезвычайная комиссия Секретно Оперативный отдел Талон ордера 1096 (незаполненный бланк с подписью и печатью)

Лист № 8 Ордер на обыск от 5.8.21 (чистый бланк)

Листы № 9,10 — справки из адресного стола

Листы № 11,12 — ордера на обыск «у гр. Гумилева Н. С.»

Лист № 13

6413 Талон квитанции к делу

Денег советских 16 000 р., старинных монет, гривенник (одно слово прошито; неразборчиво). 1 золо. 48у. (или д.)

Далее следуют квитанции, записки управдомов или подобные «доклады»:

Лист № 20

Доклад^[19]

В Петроградскую Губернскую ЧК

Ввиду того что д. № 11 по Пантелеймоновской ул. содержит 142 квартиры, из коих несколько не занятых и домовые книги ведутся крайне беспорядочно, точно установки в такой краткий срок, сделать нет никакой физической возможности, тем более, что заведывающий дом. и домовой книгой за свое кратко-временное пребывание в этой должности еще не успел ориентироваться.

2.8.21.

Коркий (или Корский — неразборчиво)

Лист № 31 и др. — множество записок разных литераторов, которые извещают поэта о встрече, какие-то клочки бумаги с пометками Гумилева.

Записка жены Анны Ахматовой на смятой папиросной бумаге:

Лист № 48

Дорогой Котик, конфет, ветчины не купила, ешь колбасу, не сердись. Кушай больше, в кухне хлеб, каша, пей все молоко, ешь булки. Ты не ешь, и все приходится бросать, это ужасно. Целую. Твоя Аня.

На следующих страницах дела приведен список названий стихотворений из вышедшего сборника стихов Н. Гумилева.

Лист № 61

Расписка.

Мною взято у Н. С. Гумилева пятьдесят тысяч рублей.

Мариэтта Шагинян. 23.VI 1.21.

Чего только нет в «деле» Гумилева! И приглашение участвовать в поэтическом вечере к нему подшито, и членский билет Дома искусства на 1920 год, и интимные записки со стершимся карандашным текстом…

Только на 68–69 листах дела по существу обосновывается виновность Н. Гумилева. Это протокол показания профессора В. Таганцева, возглавлявшего «заговор» против советской власти.

Протокол показания гр. Таганцева

Поэт Гумилев после рассказа Германа обращался к нему в конце ноября 1920 года. Гумилев утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой он сможет распоряжаться, и в случае выступления согласна выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой у нас тогда не было. Мы решили тогда предварительно проверить надежность Гумилева, командировав к нему Шведова для установления связей.

В течение трех месяцев, однако, это не было сделано. Только во время Кронштадта Шведов выполнил поручение: разыскал на Преображенской ул. поэта Гумилева, адрес я узнал для него во "Всемирной литературе", где служит Гумилев. Шведов предложил ему помочь нам, если представится надобность в составлении прокламаций. Гумилев согласился, сказав, что оставляет за собой право отказываться от тем, не отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилев был близок к Совет, ориентации. Шведов мог успокоить, что мы не монархисты, а держимся за власть Сов. Не знаю, насколько мог поверить этому утверждению. На расходы Гумилеву было выделено 200 000 советских рублей и лента для пишущей машинки. Про группу свою Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему потребно время. Через несколько дней пал Кронштадт. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось ожидать.

Курьер финской контрразведки Ю. П. Герман, морской офицер, убит пограничниками 30 мая 1921 года при попытке перехода советско-финской границы. В. Г. Шведов-Вячеславский, подполковник, агент иностранной разведки, 3 августа 1921 года во время ареста убил чекиста, но сам был ранен. По постановлению ВЧК 29 августа 1921 года расстрелян.

С этими лицами встречался Н. Гумилев. Согласился помочь заговорщикам в составлении прокламаций, получил на расходы 200 000 советских рублей и ленту для пишущей машинки.

Если верить Таганцеву (а почему бы и нет?), то Гумилев утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой в случае необходимости «он сможет распоряжаться». Что ж, это действительно так. Гумилев был признанным вождем акмеизма, возглавлял знаменитый «Цех поэтов» и имел огромное влияние на его участников. Пожалуй, ни у одного русского поэта в то время не было столько учеников и подражателей. Наверно, Гумилеву (кстати, по нашим меркам «молодому поэту»— тридцатипятилетнему) было приятно ощущать себя властителем дум Петроградской литературной молодежи. Но вот заявление, если оно имело место, что эта «группа интеллигентов» «в случае выступления согласно выйти на улицу», выглядит несколько самонадеянным. Этой самонадеянности, зная Гумилева по стихам и по воспоминаниям его современников, удивляться не приходится: некоторая юношеская бравада, очевидно, была присуща ему и как нельзя более соответствовала образу лирического героя гумилевских стихов.

Николай Гумилев ни одной прокламации не составил, а о «своей» группе говорил уклончиво. Какую группу, «готовую выйти на улицу», имел в виду Гумилев (и, вполне возможно, подозревали чекисты!), когда составлял для себя какой-то список, ставший впоследствии листом № 73.

Лист № 73 (рука Гумилева)

Городецкий, Потемкин, Пяст, Аненский, Сологуб, Сергей Соловьев, Бруни, Верховский, Блок, Клюев, Бальмонт, Вячеслав Иванов, Северянин, Хлебников, Лифшиц, Цветаева, Нарбут, Балтрушайтис, Адамович.

Что касается показаний Таганцева, то главной «уликой» против Гумилева, содержащейся в них, оказываются 200 000 рублей и лента пишущей машинки, переданные Шведовым.

Известны свидетельства одного из последних оставшихся в живых участников тех давних событий — поэтессы и мемуаристки Ирины Одоевцевой, покинувшей Родину именно тогда, в двадцать первом году, а затем вернувшейся. В ее воспоминаниях о Гумилеве есть противоречия. Но ведь это литературные произведения, а не свидетельские показания. Между тем в одном из своих интервью она утверждает следующее:

«Когда говорят, что он (Гумилев) отказался от участия в заговоре, никаких денег не брал, я ничего не могу возразить. Но и сейчас повторяю… деньги у него были, лежали в шкафу… Вот никакого револьвера я не видела, это точно, а деньги… тогда они были обесценены, и это было много пачек — видела у Гумилева своими глазами».