Читать книгу - "Повседневная жизнь рыцарей в средние века - Жан Флори"

Среди наиболее спорных тем, по которым медиевисты ведут дискуссии вот уже более века, едва ли не первое место принадлежит вопросу о соотношении двух реальностей — дворянства и рыцарства. Две ли это стороны одной медали? Или две разные сущности, переплетавшиеся между собой? А в этом случае: что такое, в сущности, дворянство? И что такое, в сущности, рыцарство? В чем их различие? В чем сущности эти относительно совпадают и каковы временные пределы такого совпадения? Вопросы эти до сих пор обсуждаются весьма живо. Прежде чем приступить к попытке трудного синтеза, мы сначала ограничимся лишь доказанными фактами и выводами, наиболее солидно обоснованными.

Что такое дворянство?

Первый достоверный факт: на заре X века у дворянства отсутствовал правовой статус или, если сказать мягче, отсутствовал четко определенный статус подобный тому, который ранее различал «свободу» и «рабство». Можно было легко и однозначно решить, свободный ли этот человек или раб, — по рождению, по наследству… Зато «дворянство» включало в себя целую гамму модуляций, ступеней интенсивности, которая плавно понижается от своей вершины, с «самого благородного» (nobilissimus) к просто благородному, к посредственно благородному и т. д. Дворянство не смешивают ни со свободой, ни с богатством, хотя и считается, что и то и другое — обычные его спутники.

Вторая констатация: вплоть до XIII века никто самозванно не присваивал себе звания «дворянин» («благородный»). В этот термин (употребляемый, кстати, почти всегда в форме прилагательного, а не существительного) церковные источники вкладывали в высшей мере моральное содержание, почти синонимичное с «респектабельностью» и «престижем». В глазах клириков, этих составителей юридических актов, самое в человеке главное — его отношение к Церкви. От аристократических фамилий ожидалось: поведение примерное, поступки похвальные, пожертвования щедрые, оказываемое Церкви покровительство — энергичное и действенное. Сама святость, казалось, искала удобного случая, чтобы распуститься благоуханным цветком именно в аристократических семьях, «благородных» уже в силу этого свершившегося факта. Она затем передавалась и боковым линиям родства, менее престижным, а потому — в несколько ослабленном виде. Итак, благородство — это моральное качество, которое представляется у аристократии естественным, почти даже врожденным. Далее это слово из области чистой морали проскальзывало и в социальный обиход, не меняя при этом своей первоначальной окраски.

Третья констатация: до того, как право с точностью определит привилегии и специфические черты дворянства (а произойдет это только в XIII веке или ближе к XIII веку), кому или чему была присуща та же функция, функция присуждения благородства? Разумеется, общественному мнению: благородным (дворянином) был тот, кто был принимаем за такового. Социальная категория дворянства оставалась, следовательно, относительно открытой. К дворянству, по мнению многих историков, вели: образ жизни, соответствующий стандарту дворянских семей, богатство, землевладение в достаточно больших размерах, право созывать и возглавлять ополчение («бан») и даже просто наследственная военная служба. Эти факторы, каждый в отдельности и тем более то или иное их сочетание, как бы мостили путь в благородное сословие.

Четвертая констатация: благородство — это такое наследственное свойство, которое получается и передается вместе с кровью. По общепринятому взгляду, благородными рождаются, но не становятся. По какой же линии благородство передается? По этому вопросу консенсус среди ученых отсутствует. Л. Веррьест и, с некоторыми оговорками, Л. Женико высказываются в том смысле, что благородство передается по женской линии. Большинство историков придерживаются противоположной точки зрения, отстаиваемой с разной мерой категоричности. «Средневзвешенное» мнение сводится к следующему: отцовская линия начинает преобладать над материнской, теснит и в конечном счете подавляет ее в ходе процесса милитаризации аристократии; с середины XI века аристократия становится полностью военной, а потому термин miles (лат. «воин», но только в ед. ч.!) и термин nobiles (лат. «благородный») и по объему, и по содержанию совпадают, становятся синонимами.

Последняя констатация: существование региональных расхождений. Общественные структуры, социальная мобильность, сама концепция аристократии, указывающая на пределы последней, и, наконец, социальные менталитеты могут в разных местах значительно различаться.

В настоящей главе мы рассмотрим три основные проблемы:

1. Каково происхождение milites, их социальный и правовой уровень? Образуют ли они класс?

2. Где и когда рыцарство возвышается до уровня дворянства?

3. Обязано ли рыцарство своим взлетом феодальной мутации, отвергаемой рядом историков?

Кто такие «milites»?

В окрестностях тысячного года слово «miles» заполоняет источники. Кого оно обозначает? Людей разных социальных рангов, включая графов, князей и даже королей. Объем термина различается в зависимости от даты источника и региона его происхождения. Следует сделать вывод: этот термин, ранее мало ценимый аристократией, положительно входит в моду.

Взлет термина или взлет отображаемого им класса? Ясно одно: термин «miles» прилагается не только к высокопоставленным лицам, которые, следуя за общей тенденцией к милитаризации общества, все чаще прилагают к себе это ставшее почетным определение. Термин этот остается, стало быть, довольно расплывчатым точно так же, как и militia, все чаще переводимый с латыни на французский, как «chevalerie» («рыцарство»). Пущенный в оборот в эпоху поздней Римской империи, он, в X и XI веках, еще сохранял свое первоначальное значение «общественной обязанности» (включавшей в себя, разумеется, и военную службу), но уже выходил далеко за начальные пределы. По-видимому, именно это «общественное служение», бывшее декларативной вывеской политической власти, привлекло к себе благосклонное внимание князей и королей. В ходе коронования или иной церемонии вхождения во власть им вручался меч — символ в первую очередь военного служения обществу, но также и символ права объявлять войну, символ права принуждать, судить и наказывать. Вручение оружия королю или князю имело место еще в Каролингскую эпоху, то есть тогда, когда термин miles еще не был пущен в обращение. Маловероятно предположение, что в столь раннюю пору подобный ритуал мог означать вступление в состав рыцарства, но все же одну важную оговорку нужно сделать: в течение всего Средневековья, от его начала до конца, право на ношение оружия и право осуществлять власть над людьми было одним и тем же.

Карьера термина miles относится к более позднему времени и начинается лишь в XI веке. Верно то, что этот термин мало-помалу прибирают к себе высокие персоны. Верно и другое — то, что он, также постепенно, замещает в юридических документах термины vassaux («вассалы»), fidelis («верные») или homo («вооруженный человек»). Верно, наконец, и третье: он не перестает, как и в прошлом, обозначать солдата, воина, включенного или не включенного в систему феодальных отношений, — вассал он или нет, богат ли он, собственник ли он, даже свободен ли он.