Читать книгу - "О. Генри - Андрей Танасейчук"

Один из биографов писателя, подводя итог жизни Портера на ранчо, писал, что за два года с Холлами «из бледного, анемичного паренька весом едва ли больше сотни фунтов»^[76] он превратился «в подлинный образец настоящего, крепкого техасца»^[77]. Это не совсем так: разительные перемены в облике произошли в первые два-три года его «столичного» жительства — он повзрослел, раздался в плечах. Сравнивая две фотографии, можно прийти и еще к одному выводу — происходили и внутренние изменения: он стал увереннее, перестал «дичиться». Об этом же говорит тот факт, что у Портера появились и другие интересы, кроме чтения и рисования карикатур. Он увлекся музыкой: взялся совершенствоваться в игре на гитаре (играть он научился еще в Гринсборо) и начал петь. По воспоминаниям тех, кто знал юношу, голос у него был не сильный, но чистый и пел он с чувством. В Остине даже организовался ансамбль — «Хилл-сити квартет»^[78]. Приятели играли в церквях, на свадьбах и вечеринках, по случаю — в тавернах. Но выступали не для денег (гонораров за концерты они не получали), а для удовольствия — из любви к искусству и общению.

Одной из тамошних традиций (в этом смысле Остин середины 1880-х мало отличался от Гринсборо конца 1870-х) было исполнение ночных серенад под окнами местных чаровниц, и Портер неизменно принимал в таких концертах участие. В одном из писем той поры (Дэвиду Харреллу, который нередко покидал город по делам) он описывает такое «мероприятие»: «Наша группа исполнителей серенад изобретает новые и внушающие тревогу виды пыток для своих беспомощных и спящих жертв. В прошлый четверг мы погрузили на извозчика небольшой орган и все прочие инструменты, после чего произвели такой набег на тихий полуночный воздух, что сама атмосфера вокруг покрылась смертельной бледноствю»^[79]. Надо думать, что такие «набеги» случались регулярно.

Какое место в этот период его жизни занимала литература? Судя по всему, не очень большое. Он писал Д. Харреллу и в Гринсборо доктору Беллу. И, как обещал, «прилагал усилия» к тому, чтобы его приятель и почитатели из «Весперского читательского клуба» «имели правдивый и точный отчет» о том, что члену их сообщества «доведется увидеть и услышать в Техасе». Но его «отчеты» продолжали оставаться столь же витиеватыми и многословными, как и прежде. Они были забавны, искрометны, но той энергии, лаконичности, точности и выразительности деталей, сюжетности, что характерны для новелл О. Генри, в них не ощущалось.

Один из биографов О. Генри называл первые годы, проведенные будущим писателем в Остине, лучшими в его жизни. С этим суждением трудно не согласиться, — по крайней мере в том смысле, что никогда до той поры и никогда после жизнь У. С. Портера не была столь необременительной и в то же время насыщенной событиями — небольшими, но приятными. Это была жизнь молодого, здорового холостяка, не особо задумывающегося о будущем, не строящего карьеру, а получающего удовольствие от самого процесса каждодневного существования: от общения с приятелями, пирушек, прогулок по ночному городу, рисования карикатур, музыкальных выступлений и работы, которая не слишком интересна, но ладится и за которую он получает неплохие деньги.

Кстати, о деньгах. У Мэддокса и Андерсона бухгалтер получал 100 долларов в месяц. Даже при довольно высокой (по сравнению с другими южными штатами) стоимости жизни в Техасе этих денег молодому человеку должно было вполне хватать. Во всяком случае, в те годы семья (с неработающей женой и ребенком) с месячным доходом в 100 долларов бедной никак не считалась^[80]. Что уж говорить об одиноком мужчине! К тому же он не платил за кров и стол. Правда, любил одеваться, был настоящим щеголем. По сравнению с нашими временами, одежда тогда стоила дорого, а Портер, как правило, шил костюмы на заказ, да еще были нужны головные уборы, обувь, трости, перчатки, сорочки, белье, галстуки и прочее! В общем, избытка денежных средств он не ощущал, накоплений не делал, но явно не бедствовал.

Жизнь доставляла удовольствие, и, судя по всему, ничего в ней менять Портер не собирался. Но, как нередко случается, вмешались обстоятельства, противостоять которым было не в характере этого человека, и он им подчинился. Однако по порядку.

В ноябре 1886 года состоялись очередные выборы губернатора штата. Губернатором стал Сал Росс^[81], землевладелец, в прошлом генерал армии Юга, техасский рейнджер и т. д. Одним из важных пунктов его программы было наведение порядка в вопросах земельной собственности. В штате с весьма непростой историей, где права на земли раздавали сначала власти Мексики, затем независимой Республики Техас, а потом и власти штата в составе США^[82], а границы наделов — до послевоенных лет никакой топографической съемки местности не производилось, и землеустроители, как таковые, отсутствовали — определялись весьма примерно, что называется, «на глазок» («от того холма на востоке до русла ручья на западе и на семь миль к северу»), эта проблема стояла очень остро. В условиях, когда население штата было невелико, а земля почти ничего не стоила (для выращивания сельскохозяйственных культур она малопригодна), никаких особенных сложностей не возникало. Но времена менялись. Просторы Техаса оказались «золотым дном» для скотоводства. Росли стада, увеличивались прибыли, штат активно заселялся, цены на землю стремились вверх, и вот тогда проблема собственности на землю встала «во весь рост». За границы пастбищ шла настоящая война, проливалась кровь, нередко гибли люди. Необходимо было внести ясность, разобраться и определить топографически и юридически — где чья земля и где проходят границы. Среди тех, кто поддерживал Росса, был и Ли Холл — фигура в восприятии техасцев весьма влиятельная, от мнения которого зависело многое. И когда его кандидат победил, то во главе ключевого учреждения в этом деле встал брат Ли, Ричард Холл — при поддержке губернатора он был избран комиссаром штата Техас по земельным вопросам.