Читать книгу - "Патриарх Гермоген - Дмитрий Володихин"

Прежде всего, ни один источник не говорит об отказе Гермогена от своего мнения.

Так на чем основывает Ульяновский этот свой вывод? На одном довольно ненадежном свидетельстве. Он приводит несколько фраз из «Временника» Ивана Тимофеева — историософского сочинения, принадлежавшего перу московского дьяка. Вот эти фразы: «Вскоре после того, как нечестивая его (Лжедмитрия I. — Д. В.) супруга прибыла в царский город, злой участник ее скверностей, созвав собор православных, прельщает их лестью и, делая вид как бы справедливого совещания, лживо советуется с ними о крещении своей подруги. Он спрашивает: следует ли ей второй раз креститься? Этим обманом он, окаянный, вменяет ей латинское богопротивное крещение в истинное христианское рождение через купель, говоря: зачем ей второй раз креститься? Ясно, что он не хотел привести ее к истинному просвещению. Потом, когда, по соборным правилам, для суждения об этом пред лицом лжецаря в помещении его дворца сошлись все священные судьи, одни — немногие — из отцов справедливо не соглашались, чтобы она — непросвещенная — взошла с ним в церковь, — прочие же по слабости человекоугодия, сильно желая мирской славы, поддались ему, хромая, как больные, на обе ноги, не по-пастырски, а по-наемнически прельстились и вместе побоялись и, повинуясь, допустили исполниться его воле. Видя это, и первые умолкли, так что слова беззаконных пересилили, и все перед ним отступили».

Картина эта была бы убедительной, если бы не два «но».

Прежде всего, Иван Тимофеев, хотя и служил при Лжедмитрии I, все же не занимал столь высокого поста, чтобы лично присутствовать на Соборе^[24]. Его свидетельство — из чужих рук, и бог весть, сколь точно переданы им слова другого человека (им мог быть, например, высокородный аристократ князь Иван Михайлович Воротынский, покровитель дьяка). Бучинские стояли ближе к Самозванцу, их свидетельство взято прямо от самого источника всего конфликта.

Кроме того, Ульяновского почему-то не смущает чудовищная хронологическая нестыковка в словах Ивана Тимофеева. Дьяк пишет, что Собор духовенства состоялся после приезда Марины Мнишек (май 1606-го), хотя на самом деле он прошел за несколько месяцев до ее появления в Москве (осень 1605-го). О какой же точности его свидетельств можно говорить?

Ульяновский также пытается подкрепить свою позицию ссылками на «Новый летописец» и записки греческого архиерея Арсения Елассонского, явно участвовавшего в Соборе. Там якобы сообщается о всеобщем потворстве русского Священноначалия и бояр Самозванцу во всем, что связано с венчанием Марины Мнишек.

Превосходно.

Вчитаемся в «показания» этих памятников.

«Новый летописец», созданный через четверть века после описываемых событий, — источник, мягко говоря, не лучший. Но всё же посмотрим, как там описана история с этим самым «всеобщим согласием». Вот соответствующее место: «Бояре же все и всяких чинов люди, не убоясь праведного суда Божия, не восхотели от Бога принять венца страстотерпческого, все ему, Гришке, потакали: посылали грамоты в Литву за подписями святителей и бояр и называли его истинным прирожденным государем». Можно убедиться, что описания Собора как такового в «Новом летописце» нет; все ли святители подписали «грамоты в Литву» или подпись Гермогена отсутствовала — сказать невозможно.

Арсений же Елассонский вообще постарался обойти стороной неприятные воспоминания. По его словам, Лжедмитрий I посоветовался «…с боярами, синклитом двора относительно того, чтобы взять себе в жены Марину, дочь польского сендомирского воеводы Георгия… все порешили взять ее, если она будет перекрещена в нашей Восточной церкви» О каком-либо «советывании» фальшивого царя с духовенством не сказано ни слова. А под фразой «если она будет перекрещена в нашей Восточной церкви» — Гермоген подписался бы, не раздумывая.

Остается разобрать последний довод В. Ульяновского в пользу относительной лояльности Гермогена Самозванцу. А именно слова ученого о том, как митрополит Казанский «не проявил оппозиционной инициативы».

До наших дней дошла краткая запись из дипломатического архива Московского царства: «Отписка к Розстриге с Углеча от митрополита Ермогена Казанского и Свияжского и от архимандрита Ионы симоновского, и от богородицкого протопопа Пантелеймона о чюдесех благоверного князя Романа Углецкого и о свидетельстве их и о мощех ево». Здесь всего лишь самым беглым образом пересказывается содержание письма, не дошедшего до наших дней. Больше нет ни слова. Документ относился приблизительно к сентябрю 1605 года^[25]. Именно на него и ссылается историк.

Как мог В. Ульяновский из нескольких строк, приведенных выше, реконструировать целую программу лояльности митрополита Казанского в отношении Самозванца?! Из чего сделал он вывод о том, что Гермоген «не заметил» могилы убиенного царевича Дмитрия Ивановича? Откуда он знает, какие вести отправил из Углича Гермоген?

Возможно, святитель составил подробный рассказ о могиле Дмитрия. Из описания грамоты никаких заключений на сей счет сделать невозможно. Но, допустим, о могиле несчастного царевича там действительно не говорилось ни слова. Может ли молчание святителя означать выражение какого-то подобострастия к Лжедмитрию? Да бог весть. Гермоген со товарищи занимался совсем другим делом, его и выполнил. Мог ли он выступать свидетелем или «экспертом» по делу о смерти четырнадцатилетней давности, обстоятельства коей митрополит знал у себя в Казани лишь по слухам да по официальным документам? Нет. Если бы он на свой страх и риск разрыл погребение Дмитрия, какие улики он там обрел бы? Лежит труп мальчика. Гермоген, допустим, публично заявит: «Могила — не пуста!» На что Самозванец спокойно ответит: «Так я ведь не из могилы вылез…»

Краткую запись из архива Посольского приказа нельзя использовать как источник по истории отношений Гермогена и Лжедмитрия I: она ничего не дает.

Остается резюмировать: более вероятно, что на осеннем церковном Соборе 1605 года возникла полемика о чине перевода Марины Мнишек в православие, Гермоген высказался за «перекрещивание» и не отступился от своей позиции. Самозванец одержал победу, поскольку его поддержало большинство архиереев — большинство, а не все. Вкупе с соглашательской позицией Игнатия этого оказалось достаточно, чтобы создать у русского общества ложное впечатление: Церковь пребывает в согласии с царем и дает ему благословение. Ну а те, кто сопротивлялся воле Самозванца, отправились подальше от Москвы.