Читать книгу - "Собственные записки. 1811-1816 - Николай Муравьев-Карсский"

Брат его, штабс-капитан Брозин 2-й, короткое время находился при великом князе; я не имел случая знать его. Его хвалили; он был тяжело ранен в сражении под Бородиным и, кажется, вышел в отставку.

Потом были я и, наконец, брат Михайла.

Вот весь тогдашний состав штаба и двора Его Высочества.

Я имел рекомендательное письмо от Михайлы Федоровича Орлова к брату его Алексею, который служил тогда ротмистром в Конной гвардии. Я вручил ему письмо; но он принял меня довольно сухо, и с тех пор я перестал к нему ходить.

Сначала великий князь долгое время не любил Алексея Орлова, но после взял его к себе в адъютанты. Алексей Орлов, будучи уже полковником, вышел по неудовольствию в отставку. В 1816 году он опять вступил в службу и явился в Петербурге на разводе в общем кавалерийском мундире. Государь, увидев его, взял его на другой день в флигель-адъютанты; недавно же произведен он в генерал-майоры. Алексей Орлов не имеет большего образования, но человек с проницательным умом, молодец собою и силач.

Отвели нам квартиру на берегу речки, разделяющей город на две части, у трактирщика Зинкевича, в особенном доме на площади. Мы сделали договор с хозяином, чтобы он кормил нас и людей наших, что нам стоило около 30 копеек серебром за каждого в день. В издержках своих соображались мы со средствами. Получив незадолго перед тем по 118 рублей третного жалованья, каждый из нас в состоянии был проедать со слугой по 60 копеек в сутки.

Я мало занимался, брат же Михайла целый день трудился. Будучи еще в Петербурге, он задумал об устройстве в простом виде инструмента для измерения расстояний не сходя с места. Тогда еще мало известны были зрительные трубы с удвояющим кристаллом или с перетянутыми в них накрест волосками, при коих известная уже высота должна служить основанием треугольника, коего вершина в самом глазе. Старания брата к достижению цели в таких молодых летах без сомнения свидетельствовали о его дарованиях. Когда мы находились в Вильне, он придумал все устройство сего инструмента и даже составил заблаговременно таблицы для избежания вычислений при самом действии. В Видзах брат хотел на практике испытать свои изобретения; но, не имея довольно денег, чтобы заказать инструмент из меди, он заказал его из яблонева дерева обыкновенному столяру, который в несколько дней сработал его под близким надзором изобретателя. После того брат разделил круг на градусы, означая их рейсфедером и, наконец, сделал первый опыт. На расстоянии ста с лишком саженей оказалась ошибка только в двух аршинах, чему причиной могла быть неверность деревянного инструмента и делений. Брат доложил о своем изобретении Куруте и при нем сделал опыт, который также оказался довольно верным. Курута похвалил его и довел до сведения великого князя, который также словами поощрил брата к занятиям.

В 1814 году князь П. М. Волконский, которому сей инструмент был поднесен, приказал сделать его из меди механической палате Генерального штаба в Петербурге, начальнику сего заведения Рейссигу под надзором брата, который при этом усовершенствовал еще свой инструмент, применив к оному способ определения, как астролябией, горизонтальных углов. Вопреки князю, Рейссиг, по неблагонамеренности своей, долго ломался, всячески уклоняясь от выделки сего инструмента; но брат настоял и принудил его к исполнению заказанной ему работы. Образец сей сохранился в Петербурге в инструментальном депо квартирмейстерской части. В нынешнем, усовершенствованном виде своем инструмент сей может служить с пользой для военных съемок; ибо, при горизонтальном положении им измеряются углы, при вертикальном же – расстояния. Итак, установив инструмент и послав человека с вехой известной длины, можно, не сходя с места и без употребления цепи, снять план окрестного местоположения на всем пространстве, доступном для зрения, продолжая таким же образом съемку со вновь определяемых точек.

В Видзах брат иногда проводил время с приятелем своим Синявиным. Алексей Григорьевич Синявин учился в Москве в университете, где довольно коротко познакомился с братом. Постоянное желание его было, по примеру родителя своего, поступить во флот, но неожиданным образом он попал в Конную гвардию, где служил тогда юнкером. Он имеет хорошие способности и сведения и любит занятия. Синявин вдвоем с братом затеяли было какое-то общество, которого я не знал цели; изобрели также свою азбуку и часто перешептывались между собою, но с открытием войны общество сие рушилось и с тех пор не возобновлялось.

На одной площади с нами была квартира поручика князя Андрея Борисовича Голицына. У него собирались члены масонской ложи Конной гвардии под названием l’ordre militaire.[33]Великий князь был также членом сей ложи, в которую иногда собирались по вечерам, заперев наперед все двери, окошки и ставни. Когда я познакомился с князем Голицыным, то он звал меня в ложу, но я отказался; впоследствии же слышал от настоящих масонов, что ложа эта была шутовская. Vénérable[34]у них был огромный Сарачинский.

Однажды под вечер сидели мы с братом на пороге своей квартиры, размышляя об одиночном и как бы забытом положении нашем, не представлявшем ничего отрадного в будущем и в службе. В деньгах мы нуждались, писем давно уже ниоткуда не получали. У нас не было ни связей, ни близких знакомых в шумном кругу, среди коего мы находились, и нам трудно было свыкнуться с тем, что нас как бы знать не хотели, тогда как видели между окружающими Константина Павловича много пустых людей, пользующихся его расположением. В это время неожиданно подошел к нам поручик князь Андрей Борисович Голицын.[35]

– Bonsoir, messieurs! Il y a longtemps que je cherche à faire votre connaissance, je suis le prince André Galitzine.[36]

Не мы искали знакомства, а он искал нас; и потому, согласно с нашими правилами, мы приняли ласково его. Голицын с первого раза рассказал нам все свои шалости, сколько он тысяч проиграл, как за него отец долги платил, и проч. Такое обхождение было для нас совсем новое, но разговор его казался нам довольно любопытным. Однако знакомство сие скоро надоело нам, ибо он стал засиживаться у нас по целым суткам, повесничал и мешал заниматься. Князь А. Б. Голицын впоследствии служил все по особым поручениям при генералах и сделал себе хорошую дорогу в службе, вернее сказать, никак не служа. Он довольно прост и нагл; впрочем, казался добрым малым, как про многих говорят. Голицын приглашал нас от общества конногвардейских офицеров на обед, который они давали Константину Павловичу в день рождения его 27 апреля. Мы были приняты с приветствованием и познакомились со многими офицерами. На дворе и на площади были расставлены столы, за которыми обедали нижние чины Конной гвардии; ввечеру же сожжен был большой фейерверк. В числе гостей было много поляков и, между прочим, граф Манучи, тогдашний маршалок, или предводитель дворянства.