Читать книгу - "Загадки Петербурга I. Умышленный город - Елена Игнатова"

Были официально утверждены и обозначены названия улиц, проспектов, площадей, рек, каналов, мостов, произведена нумерация домов. Одной из проблем города оставалась нехватка мостов, и Комиссия о Санкт-Петербургском строении постановила построить в различных частях города деревянные мосты. По ее решению начались работы на реке Мойке: углубляли дно реки, очищали от заносов русло. Однако многие планы Комиссии остались на бумаге, потому что гибель Еропкина лишила ее фактического руководителя. В основу работы новой правительственной Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы, учрежденной в 1762 году, были положены проекты ее предшественницы.

П. М. Еропкин стал жертвой расправы, ознаменовавшей завершение царствования Анны Иоанновны: он был казнен вместе с кабинет-министром императрицы А. П. Волынским и горным инженером А. Ф. Хрущевым в Петербурге 27 июня 1740 года. Эта казнь — одно из самых беззаконных дел даже в ту эпоху беззакония. Она произвела на современников особенно страшное впечатление, потому что жертвами были влиятельные, незаурядные люди, известные своим патриотизмом.

Несколько десятилетий спустя Екатерина II, прочтя материалы этого судилища, напишет: «Сыну моему и всем моим потомкам советую и поставляю читать сие Волынского дело от начала и до конца, дабы они видели и себя остерегали от такого беззаконного примера в производстве дел».

А. П. Волынский был из числа людей, выдвинувшихся во времена Петра Великого, талантливым государственным деятелем и просвещенным человеком. Его, как и многих, возмущало засилье иностранцев в государственном управлении, наглый грабеж страны.

Бирон и другие приближенные императрицы рассматривали себя как европейских цивилизаторов дикой России, которая нуждается в исправлении и жесткой власти.

Один из этих временщиков пояснял: «Императрица принимает советы только от иностранцев, от Остермана, Бирона, Миниха и Левенвольда, и имеет право быть ими довольна; ибо русские, которым нельзя отказать в способностях, все-таки держат в голове свои старорусские начала, уничтожаемые временем».

Вокруг Волынского сплотился кружок единомышленников. Они не замышляли переворота. Люди, собиравшиеся в доме Волынского, обсуждали планы государственного переустройства, ограничения власти самодержца, развития и просвещения страны. «Волынский, служа при Анне кабинет-министром, был истинным любителем отечества, ревностным духом пылал он к пользам России», — писал его современник Я. П. Шаховской.

Кабинет-министр решился в открытую бросить вызов Бирону. Миних вспоминал об этом в своих записках: «Волынский, Еропкин и друзья их пали жертвами Бирона, потому что Волынский поднес императрице записку, имевшую целью низвержение Бирона. Я сам был свидетелем, когда взбешенный Бирон грозил ей, что перестанет служить, если она не пожертвует Волынским и другими».

Императрица пожертвовала Волынским для своего фаворита. Кабинет-министра и его друзей обвинили в государственной измене, заключили в Петропавловскую крепость, зверски пытали. Волынскому во время пыток вырвали язык, вывихнули на дыбе руки. А 27 июня на Сытном рынке Петербургской стороны совершилась казнь. Из крепости осужденных пешком привели к эшафоту. У Волынского нижняя часть лица была повязана окровавленной тряпкой. Его, Еропкина и Хрущева обезглавили, Мусину-Пушкину вырезали язык, других участников кружка — Ф. И. Соймонова, И. Эйхлера и И. де ла Суда — били плетьми, а затем сослали в Сибирь. Тела казненных, без совершения церковного обряда, похоронили на окраине города, у церкви Св. Сампсония.

Сыны отечества! в слезах

Ко храму древнего Самсона!

Там за оградой, при вратах,

Почиет прах врага Бирона.

Отец семейства! Приведи

К могиле мученика сына;

Да закипит в его груди

Святая ревность гражданина! —

писал в 1822 году К. Ф. Рылеев, который через четыре года после этого тоже будет казнен у Петропавловской крепости.

Спустя несколько месяцев после гибели Волынского Анна Иоанновна умерла. Ее последние слова были обращены к Бирону: «Не бойся!»

Императором провозгласили девятимесячного Ивана Антоновича, сына племянницы Анны Иоанновны — Анны Леопольдовны и принца Антона Ульриха Брауншвейг-Люнебургского. Регентом младенца-императора стал по воле Анны Иоанновны Бирон. А через месяц Миних с гвардией арестовал временщика, и тот был отправлен в ссылку. В день падения Бирона Петербург был празднично иллюминирован, горожане ликовали, незнакомые люди плакали, обнимая друг друга.

«Еще не бывало примера, чтобы в здешнем дворце собиралось столько народу и весь этот народ выражал такую неподдельную радость, как сегодня», — писал из Петербурга французский посланник Шетарди. Однако гвардия выражала недовольство: в ней полагали, что после ареста Бирона императрицей станет дочь Петра Великого Елизавета.

Правительница Анна Леопольдовна, ставшая регентшей при малолетнем сыне, правила год и прославилась лишь тем, что успела завести фаворита — польского посланника Линара, обручила его для вида со своей подругой Юлией Менгден, а затем подарила новобрачным дворец, бриллиантов на 3 миллиона рублей и по 35 тысяч рублей каждому. Окрыленный Линар отправился в Германию положить сокровища в банки и там узнал, что русское Эльдорадо для него утрачено: император Иван Антонович был свергнут гвардией. Императрицей стала Елизавета Петровна.

На протяжении XVIII века столица видела несколько дворцовых переворотов, и главную роль в них играла гвардия. В гвардии служили люди из аристократических семей, в ее рядах находился цвет дворянской молодежи — и роль ее в политических событиях была значимой. С нею приходилось считаться.

Младшая дочь Петра I Елизавета, которая жила вдали от императорского двора, почти в опале, была любима в Петербурге, особенно в гвардии. «В тебе течет кровь Петра Великого. Тебе должно царствовать!» — повторяли ей ее приверженцы.

Под влиянием своего окружения она наконец решилась действовать. В ночь на 25 ноября 1741 года в ее дворце на Царицыном лугу собрались близкие люди: Шуваловы, Воронцовы, Лесток. Елизавета долго молилась перед иконой Божьей Матери и дала обет не проливать крови, никого не казнить в свое царствование, если она станет императрицей.

У крыльца ее ждали сани. Елизавета села в них, на запятки встали Воронцов и Шуваловы, и сани понеслись по пустынным улицам ночного Петербурга к казармам лейб-гвардейского Преображенского полка на Литейном проспекте. Там царевну окружило несколько сотен преображенцев.

– Ребята, вы знаете, чья я дочь! Ступайте за мною! — сказала она. — Клянусь умереть за вас. Клянетесь ли умереть за меня?

— Матушка! Мы готовы! Клянемся!

И толпа лейб-гвардейцев двинулась за санками Елизаветы к Зимнему дворцу.

«…Сильный шум побудил меня быть настороже; я увидел 400 гренадер лейб-гвардии, во главе которых находилась прекраснейшая из государынь. Она шла твердой поступью одна, а за ней и ее свита направилась ко дворцу», — писал несколько дней спустя очевидец этих событий.