Читать книгу - "Белый царь - Иван Грозный. В 2 книгах. Книга 2 - Александр Тамоников"

Иван повернулся к Скуратову, передал ему суть рассказа Рингера и спросил:

– Тебе об этом лекарь докладывал?

– Нет. Это он сейчас вроде в себя пришел, а тогда трясся весь, плакал как дитя.

– Немец говорит, что когда Домна вышла в сени, там что-то упало. Что бы это могло быть? Или, может, кто?

– Думаю, упала сама знахарка. Кто-то зашел в сени и там прибил бабу!

– Кто знал, что в ее доме готовится снадобье для царицы?

Скуратов пожал плечами:

– Кроме надежных людей, за которых я в ответе, вроде никто.

Иван повернулся к Рингеру и задал тот же вопрос.

– Не могу знать, государь. Мы с Вольфом ни с кем из местных жителей не общались. А вот Домна? Напрямую она вроде тоже никому ничего не говорила, но к ней приходило много народу.

– Понятно! Как ты считаешь, отчего загорелась изба знахарки?

– Это же ясно как день. Дом подожгли.

Царь взглянул на Скуратова.

– Как по-твоему, дом знахарки мог загореться изнутри по небрежности Домны или немцев?

– Нет! – твердо ответил Малюта. – Избу подожгли, причем со всех сторон, возможно, обложив хворостом.

– И никто этого не видел?

– Дело в том, что изба Домны стоит не у городьбы, рядом с улицей, а в глубине сада. Трудно увидеть, что происходит во дворе. Не удивительно, что никто не заметил злодеев, поджигавших дом. Когда изба полыхала, у усадьбы собралось много зевак. Мои люди всех опрашивали, а те чего только не городили. Кто-то видел колдунью, входившую во двор с головой ребенка в руках. Кто-то каких-то человечков ростом с кошку, махавших окровавленными вениками. Только один мужик сказал, что заметил бородача с мешком, который перелазил с соседнего двора. Этого мужика допросили особо. Похоже, он и взаправду видел кого-то из злодеев. Один человек не мог поджечь избу одновременно со всех сторон. Но кроме бороды да обычной для посадских одежды мужик ничего не запомнил. Я, понятное дело, дознание не прекратил. Мои люди и сейчас ищут свидетелей, прежде всего допрашивают ребятню. Те видят гораздо больше взрослых. Возможно, мы что-то еще и узнаем.

– Дознанье продолжай, сколько потребуется. Что скажешь по причинам пожара на Арбате? Там тоже поджог?

– Я бы этого не сказал. Мы нашли место, откуда пошел огонь. Это сарай в одном из дворов. До пожара там видели все ту же ребятню. Хозяин дома пошел их прогнать, а сарай взялся огнем. Детишки разбежались. Сыну своему, который с ними был, мужик, понятное дело, потом допрос по всей строгости учинил. Малец и признался, что они добыли в торговых рядах пороха и в сарае мастерили самопал. Ну и доигрались. Порох взорвался, солома загорелась. Оттуда и пошел пожар. Не думаю, что это связано с бедой, приключившейся в доме знахарки. Государь, коли злодеи прознали, чем занимаются лекари и знахарка, то ее дом сгорел бы и без большого пожара. Только он один.

– Но кто эти злодеи?

– Люди, желающие смерти царице, затаившие на тебя злобу. Ты лишил их былого положения, благ, всего, чем они жили.

– Ты намекаешь на Сильвестра и Адашева?

– Я ни на кого не намекаю, государь. Но, судя по всему, нити зловещего заговора тянутся к ним. Они стояли высоко, у них на Москве осталось немало своих людей. Надо провести дознание.

Иван тряхнул головой.

– О Сильвестре ничего не скажу, Адашев же не мог пойти на такое злодеяние. Несмотря ни на что, он относился к Анастасии хорошо, не мог желать ей смерти. Адашев быстрей учинил бы заговор против меня. Тем более, как ты сам говорил, верных людей у него осталось немало.

– Государь, я думаю, что злодеи все верно рассчитали. Если заговорщикам удастся извести любимую тобой Анастасию, то это скажется и на тебе. Да оно и понятно. Вот тут для них наступит самое время поднять мятеж. Войска, верные тебе, находятся в Ливонии. Московские бояре недовольны возвышением Захарьиных-Юрьевых. Не мне, холопу безродному, давать тебе советы, но скажу, что необходимо действовать прямо сейчас. Надо нанести по ним удар, похоронить все их иудины планы, а лучше всего – вместе с ними.

– А где, Малюта, взять доказательства вины Сильвестра и Адашева? На пустом месте суд не вершится. А наказание без суда – тот же разбой. Не для того мы создавали судебную систему, чтобы потом плевать на нее. Так не будет.

– Верно все говоришь, государь. Только если заговорщикам закон не писан, то почему он должен их защищать? А насчет доказательств есть у меня одна мыслишка.

– Не тяни жилы, Малюта. Говори!

Скуратов погладил бороду.

– Адашев на своем подворье содержал польскую вдову Марию-Магдалину в качестве полюбовницы. Она и сейчас на Москве. У нее пятеро детей. Надо бы с ней поговорить. Магдалина скажет все, что знает. Ей просто деваться некуда. Куда она с детьми пойдет из Москвы, коли прогнать ее из подворья Адашева?

– Она может ничего не знать о делах полюбовника.

– А вдруг знает? Я бы допросил ее, да и детей.

– Хорошо, – согласился Иван. – Допроси, но предупреждаю, никакого насилия. За самоуправство карать буду строго.

– Слушаюсь, государь.

Иван повернулся к Рингеру, стоявшему рядом:

– То, что слышал, забудь. Иначе головы не сносить. Не думаю, что ты хочешь разделить судьбу своего товарища Вольфа.

– Да я и не слушал, государь!

– Тем лучше для тебя! Сейчас же, немедля поедешь в село Коломенское. Осмотришь царицу и начнешь лечить тем снадобьем, которое удалось сохранить. А ты, Малюта, проводишь лекаря в село, усилишь там охрану и только после этого займешься польской вдовой!

– Слушаюсь, государь!

– Ступайте, и да поможет нам всем Господь!

Прошло два дня. Иван не мог выехать из Москвы. Он занимался ликвидацией последствий пожара. Рингер из Коломенского докладывал ему о состоянии жены. Лекарь делал все возможное.

Малюта тоже не терял времени даром. Он явился к царю с утра 5 августа. По его довольному виду Иван понял, что Скуратову удалось узнать нечто важное по поводу заговора против Анастасии.

Малюта поклонился, приветствовал царя, передал ему лист бумаги и сказал:

– Все, государь, показания полюбовницы Адашева Марии-Магдалины. В них много чего интересного.

Царь начал читать. Из показаний женщины следовало, что Алексей Федорович, угодив в опалу, постоянно пребывал в ярости. Он много пил, ругался. Грозился, что Иван еще пожалеет о содеянном. Кричал, что Сильвестр говорил правду, когда утверждал, что болезнь Анастасии – это Божья кара царю, несправедливо обвинившему своих ближних советников. Ее смерть останется на совести Ивана, потому как только он будет виноват в этом. Он вызвал на подворье своих людей и о чем-то говорил с ними, потом собрался и уехал, не попрощавшись.