Читать книгу - "Спасители града Петрова - Владимир Васильевич Каржавин"

с глухим стуком тяжёлых пушек по каменистой мостовой. Крики командиров на чужом языке подавляюще действовали на оставшихся в городе жителей, которые прислушивались ко всему происходящему, но при этом закрывали двери и окна домов.

Правда, первоначально поляки приветствовали французов, надеясь, что те прошагают по их городу и уйдут на восток. Но, видя, что французы это делать не торопятся, уняли свой восторг и стали меньше выходить на улицу.

В то время как основная часть Великой армии отдыхала в районе Витебска и готовилась продвигаться дальше на Смоленск, Наполеон Бонапарт занялся разработкой нового управления на занятых территориях, в первую очередь, в Витебской и Могилёвской губерниях. В его планы входило возрождение католической Польши, поэтому к управлению он стал привлекать представителей знатных фамилий. В Полоцке одним из таких представителей был градоначальник граф Грабовский, который возглавил управленческий совет. Ближайшими сподвижниками Грабовского были поляки Юзеф Ольховский, снабжавший город продовольствием, судья Ян Пузына и белорус доктор Эдвард Витковский, ведавший медицинским обеспечением города и единственной городской больницей.

…Вечерело, когда у ворот небольшого, но ладно построенного дома из красного кирпича остановился военный в чине капитана французской армии. На лёгкий стук в дверь вышла немолодая женщина в строгом чёрном платье. Капитан спросил по-французски, потом по-итальянски, но женщина не понимала или не хотела понимать. Тогда он с трудом выговорил по-русски:

– Я есть квартировать… моя платить…

Женщина поняла, впустила незнакомца во двор, и пару минут спустя перед французским капитаном стоял хозяин дома доктор Витковский. Высокий, с густой шевелюрой седых волос, с благородной осанкой – он располагал к себе, даже несмотря на то, что взгляд его казался настороженным, изучающим.

Пауза длилась недолго:

– Нева, – тихо по-русски произнёс капитан.

– Двина, – отозвался хозяин дома и, глубоко вздохнув, облегчённо добавил: – Ну, наконец-то… Прошу в дом.

Комната – кабинет доктора Витковского – была обставлена просто: двухтумбовый письменный стол с подсвечниками на краях, старенький диван, стул, два кожаных кресла, полки с книгами и в углу небольшой шкаф из красного дерева, в котором располагались хирургические инструменты – подарок самого Якова Виллие.

Эдвард Витковский закончил Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию. Он мог бы сделать неплохую карьеру в Петербурге, Москве, в крайнем случае в Минске или Вильно. Однако вернулся врачевать в родной Полоцк, где оставались больная жена, дочь и сестра. Но столицу империи Витковский не забывал и иногда наведывался прослушать курс лекций у кого-нибудь из известных на тот период светил медицины. Так, в конце апреля 1812 года Витковский посетил лекции знаменитого Якова Виллие, президента медико-хирургической академии, который был пионером в лечении огнестрельных ран и лично оперировал Барклая-де-Толли, сохранив тому руку. Как-то после занятий к Витковскому подошёл военный в чине полковника. Пошли вместе, разговорились; потом стали прогуливаться чаще. А однажды полковник любезно пригласил Витковского в себе в Военное министерство, где у него был отдельный кабинет. Разговор был долгий, непростой и, что особенно важно, совсем неожиданный по своей направленности. Эдварда Витковского поразила осведомлённость хозяина кабинета относительно его персоны. Он знал, что доктор Витковский уважаемый человек в городе, что его жена Мария умерла два года назад, что единственная дочь Кристина помогает отцу врачевать. Беседа закончилась тем, что оба признали близость войны, и Витковский, как белорус и славянин, несмотря на католическое вероисповедание, выразил готовность помогать русской армии, если дело дойдёт до войны. В конце их разговора в кабинет вошёл ещё один офицер, который представился, как полковник Мещерин. А хозяином кабинета был начальник Особенной канцелярии при военном министре полковник Арсений Закревский. Нетрудно догадаться, в чём состояло содержание их разговора.

На второй день после начала войны Мещерин появился в Полоцке. В кабинете Витковского они долго обсуждали план действий на случай захвата города французами. И вот в этом самом кабинете, в кресле, напротив известного в городе человека доктора Витковского сидит в форме французского капитана человек от Мещерина…

* * *

– Ради бога, не спрашивайте, кто я и в каком звании, – первым заговорил Ярцев. – Для вас я посланник полковника Мещерина. Для всех остальных я – Донадони, капитан французской армии итальянского происхождения.

– А для дочери и сестры?

– Повторяю для всех, кроме вас, я Донадони.

– Вы не доверяете моим близким?

– Ну что вы, что вы… но у нас у русских есть пословица: «Что знает баба, знает вся деревня». Прошу извинить за столь малоприятное сравнение.

– Хорошо, хорошо, пусть будет так. Что касается моей дочери…

В это время дверь отворилась, и в кабинет вошла молодая женщина лет 20. Платье из тонкого тёмно-синего батиста, выполненное в греческом стиле – без рукавов и с завышенной талией, – гармонично сочеталось с её аккуратно уложенными русыми, пепельного цвета волосами.

– Капитан Донадони, – представил гостя Витковский.

Ярцев резко поднялся и склонил голову в поклоне, как подобает офицеру.

– Моя дочь пани Кристина.

На слова женщина ответила едва заметным кивком головы и мельком окинула взглядом Ярцева, дав понять, что она не расположена к разговору; затем повернулась к отцу:

– Пан Витковский, вас ждут.

– Кто?

– Пан Радзевич.

Доктор Витковский принимал на дому. Это было очень удобно в целях конспирации: пришедшие, якобы с жалобой на здоровье, агенты-осведомители не вызывали подозрений.

– Проси… минут через пять, – ответил Витковский и, после того как Кристина вышла, вопросительно глянул на Ярцева. Тот отрицательно покачал головой:

– Кроме вас, меня никто не должен знать.

– Тогда извините, вам придётся подождать. Впрочем, вам это будет интересно.

Витковский кивнул в сторону, и только сейчас Ярцев заметил ещё одну дверь. Он осторожно её открыл, дверь вела в маленькую комнатушку. Ярцев вошёл, присел на единственный стул и прислушался. Поскольку дверь была закрыта неплотно, он получил возможность слышать и наблюдать.

Радзевич выглядел лет на пятьдесят, полный, с закручёнными усами. Роста он был среднего, но рядом с высоким Витковским казался малорослым. Из их разговора Ярцев понял, что пришедший содержит ресторацию, единственную в городе, куда любят заглянуть французские офицеры, чтобы выпить по бутылке вина и поболтать о насущном. Радзевич, которому Витковский сделал сначала массаж спины, а затем поставил банки, сообщал, что военные из корпуса Удино готовы к выступлению на Петербург, ждут