Читать книгу - "Остракон и папирус - Сергей Сергеевич Суханов"

Тем временем архонты, магистраты и главы коллегий расселись с семьями в престижных ложах проэдрии. Дадуки заняли почетные места у самого парапета, так как им предстояло надзирать за церемонией возложения бескровных жертв на фимелу — алтарь Диониса в центре орхестры.

Зарезав молочного поросенка, жрец-перистиарх провел обряд очищения театра, не забыв окропить кровью и почетных гостей. Вслед за этим глашатай обошел орхестру, помахивая кадилом.

Когда стихло эхо пламенных гимнов, все желающие возложили к фимеле домашние дары. Архонты отблагодарили лавровыми венками приезжих благотворителей, после чего должностные лица покинули ложи, чтобы отправиться на торжественный обед в пританей.

Теперь орхестрой завладели любительские хоры. Под стук топоров и молотков по театру разносилось стройное многоголосое пение. Пока спонсоры-хореги дремали, развалившись на каменных скамьях, учителя-хородидаскалы натаскивали хоревтов к вечернему мусическому агону.

Подкрались сумерки.

Праздник с пыльных, раскаленных жадным весенним солнцем улиц переместился в дома горожан. Каменный Гермес с курчавой головой и торчащим членом провожал горожан испытующим взглядом на перекрестках.

Из стеновых ниш дороги внимательно обозревала трёхликая Геката. Боги на фризах и тимпанах храмов ждали ночной прохлады. По их равнодушным каменным лицам лишь пробегала тень улыбки.

Богачи отправились на симпосии, где продолжали глушить отменное самосское вино. Закусить каждый успел в форейоне, пока его несли к приятелю ойкеты. Захмелев, гуляки сначала разнузданно плясали, а потом требовали флейтисток, которых лапали пальцами в перстнях.

Ремесленники и рыбаки предвкушали сытный домашний обед за семейным столом. Скинув сандалии, матроны вместе со старшими дочерями таскали в прохладный тенистый сад миски с жареным палтусом или мидиями под чесночным соусом, плошки с маринованными оливками, а также противни, на которых под промасленной тканью томились пирожки и булочки с изюмом из припасенной для особого случая пшеничной муки.

Наконец, Батт подозвал подручного — финикиянина Гариба:

— Собирай всех... Пора ехать к Герайону.

Раздался свист, после которого к кораблю Диониса как муравьи на падаль ринулись одуревшие от скуки пираты. Растерявшиеся саммеотки, разнеженные и разморенные дневной духотой, застегивали фибулы на плечах. Они разочарованно махали рукой на внезапно сбежавшего ухажера, бросая ему вслед ругательства.

Солнце предательски спряталось за гору Ампел. Когда Асклепий протянул к краю неба извивающуюся змею, Диоскуры угрожающе замахнулись на соседние звезды плетью и дубиной, а Лев зарычал, подняв левую лапу над горизонтом, корабль Диониса снова подкатил к храму.

Над склонами хребта Цирцеи стояло смутное зарево от десятков горящих костров — вакханки приступили к жертвоприношениям, за которыми последует оргия.

Уставшие быки, опустив морды, нюхали землю. Коричневый хрущ с тяжелым гудением ввинтился в воздух. Летучие мыши метались в сумраке над колючими кустами фриганы. Ястреб сорвался с пинии, накрыв лапами беспечную полевку. Дионис спал, и его глаза были черными, как сама ночь.

Киприоты во главе с Баттом прокрались на теменос. Вскинувшегося было с земли нищего уложили на место ударом по голове. Увидев, что двое сатиров встали по бокам арки с дубинами, бродяги поворчали, но предпочли не вмешиваться.

В чернильном небе блестела монета луны на мутной подложке. На желтоватой травертиновой стене Герайона дрожали факельные отсветы. Колонны отбрасывали по квадрам зыбкие тени. Казалось, даже куросы с корами замерли в тревожном ожидании.

В центре теменоса темной глыбой раскорячился кратер киприотов. Сатиры обступили силена.

— Идите в храм, — приказал Батт. — Тащите сюда медную чашу.

— А эту куда? — спросил Гариб.

— На замену.

— Что делать, если нам помешают?

Батт поморщился, ему меньше всего хотелось проливать в храме кровь. Но грабежа без насилия не бывает.

Пришлось принять неприятное, хотя и неизбежное решение:

— Валите любого... Только Метримоту не трогайте. Рабов ночью в храме быть не должно. Они ночуют в эргастуле, если подпереть снаружи дверь, никто не выскочит.

Гариб отдал распоряжение. Двое сатиров уперли крепкую балку в косяк каменного сарая. Затем молча встали рядом. Остальные взбежали по ступеням и скрылись в храме.

Батт остался ждать под лестницей. Изнутри не доносилось ни звука, однако он понимал, что тишина обманчива.

В такую ночь обитатели храма вряд ли улягутся спать рано.

Внезапно в пронаосе заметались отсветы факелов, послышались встревоженные женские голоса, прерванные громким окриком Гариба: «Всем на пол!»

Вскоре показалась фигура финикиянина. Сбежав по ступеням, он подошел к Батту.

— Там их две... Какую брать?

Наксосец оторопел. О том, что в храме находятся два медных кратера, он не знал.

— Опиши! — приказал Батт.

— Одна как большая тыква на крутой подставке, у второй опора в виде трех фигур и головы грифонов по ободу, — сказал Гариб.

Увидев замешательство на лице наксосца, добавил:

— Да ты сам иди и посмотри.

— Не могу! — процедил Батт. — Мне туда нельзя.

— Ты и так уже на теменосе, — усмехнулся Гариб. — Считай, что в храме... Думаешь, тебе это простят?

— Не твое дело! — рявкнул наксосец.

Он заходил по каменным квадрам, стиснув зубы в бессильной злобе.

Вдруг подумал: «А если забрать обе?»

Но тут же отказался от этой идеи: «Нельзя, они тяжелые, гейкосора потеряет устойчивость. Вот если бы на гиппос... Но он тихоходный, от погони на таком не уйдешь... Да и где его взять...»

Батт подошел к финикиянину.

— Я слышал шум...