Читать книгу - "Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин"

Вечером был у меня граф Шувалов. Мы имели с ним продолжительный и интересный разговор по вопросам, касающимся предстоящего конгресса. Он не отчаивается в успехе конгресса и мирном исходе; но не скрывает от себя и больших трудностей, а потому приготовляется ко всякого рода каверзам. Мы перебирали все вопросы, которые могут возникнуть, и все уступки, которые могут от нас потребоваться.

27 мая. Суббота. После доклада моего в Царском Селе государь отправился в 11 часов утра в Петербург и в пути читал некоторые полученные депеши. В час пополудни назначено было совещание у князя Горчакова. Приняли в нем участие государь, наследник цесаревич, великий князь Владимир Александрович, князь Горчаков, оба приехавших посла, Гирс, барон Жомини, граф Адлерберг и я. Совещание продолжалось более 2½ часов. Граф Шувалов прочел меморандум своего соглашения с маркизом Солсбери и по каждому пункту были более или менее продолжительные прения. В особенности много говорено было о требовании Англии, чтобы наша армия отошла от Константинополя еще до начала конгресса, не обусловливая оставление турками дунайских крепостей.

Государь говорил с некоторым раздражением, особенно когда речь шла о требуемых от нас новых уступках. Но граф Шувалов с твердостью и спокойствием ставил вопрос за вопросом, и должно отдать ему справедливость: он один вник в подробности дела и развивал свои соображения систематически. Он даже решился под конец совещания затронуть предположение, которое я высказал ему вчера вечером в виде мечты несбыточной – о переустройстве Турецкой империи на федеративных началах. Князь Горчаков, не выждав даже конца изложения, хотел было заживо похоронить нашу комбинацию; однако ж государь поддержал нас, сказав, что высказанная мысль с давних пор была любимою мечтой не только его самого, но и покойного императора Николая.

В заключение государь сказал графу Шувалову, что он может попытаться, при удобном случае, пустить в ход эту мысль, хотя бы в виде частного разговора. Если она и не будет иметь практических последствий, то все-таки самая постановка вопроса на широкие, рациональные основы, чуждая всякой односторонности, равномерно распространенная на все национальности Оттоманской империи, придала бы русской политике на конгрессе неизмеримо большее достоинство, чем преследование узких эгоистических интересов, какие будут, конечно, отстаивать другие соучастники Европейского ареопага.

Что касается князя Горчакова, то совещание нынешнего дня окончательно показало, что он человек отживший. Он говорил мало, и всякий раз, когда пробовал что-нибудь сказать, выходило как-то невпопад. Он уже не в состоянии схватывать мысли; не может вникать в сущность дела; голова его перестала работать. Как же будет он разыгрывать на конгрессе роль первого представителя России? Граф Шувалов не скрывает своей досады на поездку канцлера в Берлин и не без основания опасается, что неуместные его выходки могут весьма повредить ходу дела.

Во всё время совещания ни Убри, ни Гирс, ни граф Адлерберг, ни великие князья не открывали ртов.

В совещании между прочим решено, чтобы при уполномоченных на конгрессе находились несколько лиц для доставления им нужных справок и сведений относительно мало знакомых местностей и обстоятельств: собственно по дипломатической части – Нелидов (взамен Кумани, который был нарочно выписан из Парижа, но оказался мало подготовленным), а по военной – генералы Анучин (состоявший всё время при покойном князе Черкасском в Болгарии), Бобриков (много ездивший по Турции, а в последнее время состоявший при сербских войсках) и полковник Боголюбов (долго находившийся в Черногории, а в последнее время ездивший с поручениями в Вену и Лондон). Выбор этих личностей предохранит конгресс от невольных ошибок и недоразумений. С Бобриковым и Боголюбовым я успел сегодня же переговорить; но Анучин, недавно только возвратившийся из Турции, уже уехал вчера из Петербурга к своему месту в Радом (куда он назначен на должность губернатора). Ему послана телеграмма.

28 мая. Воскресенье. Утром был, по обыкновению, в Царском Селе. После обедни и завтрака государь позвал к себе в кабинет графа Шувалова, Гирса и меня, и тут окончательно были выяснены некоторые вопросы, оставшиеся нетронутыми во вчерашнем совещании. На обратном пути из Царского в Петербург ехал я вдвоем с графом Шуваловым, и тут еще раз мы с ним обменялись мыслями относительно федеративной организации Турецкой империи, а также по вопросу о будущем разграничении владений на Балканском полуострове.

Сегодня же был вызван в Царское Село статс-секретарь Набоков по случаю назначения его на место графа Палена министром юстиции. Пост этот – нелегкий при настоящих обстоятельствах, и мне кажется, что Набоков едва ли будет в состоянии справиться с выпавшей на его долю задачей: отстоять либеральные начала нового нашего судоустройства и в то же время удовлетворить требования полицейского произвола.

Болезнь императрицы со вчерашнего дня возбуждает тревожные опасения. Плеврит усилился и превратился в сильное воспаление легких. Доктор Боткин не ручается за исход этой болезни, особенно в виду непомерной слабости больной.

29 мая. Понедельник. Хотя и сегодня я ездил в Царское, однако же на этот раз напрасно: государь меня не потребовал к себе и, по-видимому, со вчерашнего дня в политике не произошло ничего нового. Сегодня утром князь Горчаков уехал в Берлин с бароном Жомини и бароном Фредериксом. Оба посла – граф Шувалов и Убри – уехали еще вчера.

В Царском Селе все озабочены болезнью императрицы: состояние ее не хуже вчерашнего, но общая слабость продолжается.

31 мая. Среда. Вчера утром был я, по обыкновению, в Царском Селе; после своего доклада присутствовал при докладе Гирса. Ничего важного или нового в политике нет.

Сегодня не ездил в Царское Село; в первый раз со времени переезда туда царской фамилии остался в Петербурге по случаю 50-летнего юбилея товарища моего, члена Военного совета Сергея Ивановича Волкова. Юбилей не помешал обычному заседанию Военного совета; но по окончании его весь совет переселился в ресторан Бореля, где давали обед в честь юбиляра.

Вчера были сведения о некотором улучшении в состоянии здоровья императрицы. Сегодня приехала в Царское из Кобурга великая княгиня Мария Александровна, принцесса Эдинбургская.

2 июня. Пятница. Здоровье императрицы продолжает поправляться; по крайней мере считают ее уже вне опасности. Вчера я нашел государя более прежнего в спокойном расположении духа. Сегодня получена телеграмма о происходившем вчера первом заседании Берлинского конгресса. Биконсфильд не мог воздержаться от неприятных объяснений насчет пребывания нашей армии под Константинополем; этой выходкой открылись совещания. Наш канцлер пустил, по своему обыкновению, букет риторический, ограничившись общими фразами; граф Шувалов вошел в некоторые подробности; но князь Бисмарк совсем устранил вопрос об удалении нашей армии и английского флота от Константинополя, объявив, что вопрос этот не подлежит конгрессу. Следующее заседание отложено до понедельника, и положено приступить к делу, начав с вопроса болгарского. Таким образом, несколько дней пройдет еще, прежде чем обрисуется настроение конгресса…