Читать книгу - "Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин"

Именно в этот момент Гарсиа Маркес решил еще раз попытаться переехать в Колумбию. Интересно, стал бы он рассматривать эту возможность в столь мрачное для Колумбии время, если бы его не смущала политика Кубы? Оправившись от замешательства, он принялся вырабатывать свою новую политическую стратегию, цель которой теперь состояла не в том, чтобы продвигать дело кубинской революции как таковое, а содействовать тому, чтобы спасти Фиделя, — если придется, и от самого себя^[1197]. Теперь несколько раз бывало, что он признавал — правда, выдавая это за авангардистское чутье, — что «мы находимся на первом этапе новой непредсказуемой эпохи», но потом уточнял менее уверенно: эта новая эпоха, «судя по всему, призвана раскрепостить наше сознание»^[1198]. Однако он не упоминал, что эта новая эпоха олицетворяет собой крушение всего, во что он всегда верил. Вместо того чтобы признать это, он решил обставить дело так, будто все происходящее вполне оправдывает его ожидания: именно реакционеры и в первую очередь правительство США не осознают грандиозности того, что происходит в мире, и масштабность возможностей, открывающихся перед человечеством. Посему каждый человек, доказывал он, должен пересмотреть свои политические убеждения^[1199]. Это воистину был решающий момент в эволюции его мышления.

Казалось бы, теперь все должно измениться к лучшему. Но нет, стало только хуже. В конце февраля, через несколько недель после вторжения США в Панаму, на парламентских выборах народ Никарагуа, уставший от войны и с пессимизмом смотрящий в будущее на континенте, где по-прежнему доминировал северный колосс, проголосовал против сандинистского правительства, пришедшего к власти и удерживавшего ее, несмотря на противодействие американцев. Гарсиа Маркес был в шоке, но сумел выразить уверенность в том, что сандинисты выиграют следующие выборы^[1200]. Фиделя Кастро исход выборов в Никарагуа не удивил, но, вероятно, он был разочарован и боялся за будущее собственной страны. Дело в том, что в конце 1980-х гг. Латинская Америка в целом была гораздо беднее, чем в 1960-х гг.; большинство стран региона погрязли в долгах. Всюду господствовали экономическая отсталость и несправедливость. Когда вышел роман «Сто лет одиночества», его восприняли как памятник экономической отсталости — причем в тот самый момент, когда благодаря революциям 1960-х гг. началось преодоление этой отсталости. Теперь же, в 1980-х, Латинская Америка, казалось, возвращалась к временам Макондо.

В Колумбии Гарсиа Маркеса повсюду преследовали журналисты. Как обычно. Он уже работал над еще одной исторической драмой об эротической страсти, которой будет дано название «Любовь и другие демоны». Свое возвращение он ознаменовал заявлением о том, что будет экранизировать произведение Хорхе Исаакса «Мария» (1867) — самый известный и популярный колумбийский роман до издания «Ста лет одиночества» — для колумбийского телевидения; фильм планировали выпустить на экраны в октябре. Гарсиа Маркес сказал, что это непростая задача и большая ответственность, но ему не терпится приступить к работе. Он надеется, что колумбийские домохозяйки над телевизионной версией будут плакать еще больше, чем их (и его) прабабушки в 1870-х гг. плакали над романом, лежащим у них на коленях. «Любовь, — сказал он (ибо „Мария“ и впрямь лучшая книга о любви в истории Латинской Америки), — самая важная тема в истории человечества. Некоторые говорят, что важнее — смерть. Я так не думаю, потому что все привязано к любви»^[1201]. Он не мог бы более кратко и точно охарактеризовать собственную эволюцию понимания главной темы своей жизни.

Несмотря на заявление о своем «возвращении», к которому колумбийцы отнеслись со скептицизмом, ибо слышали это много раз, Гарсиа Маркес вместе с Мерседес вскоре уже был на пути в Чили и Бразилию, откуда супруги намеревались ненадолго вернуться в свое надежное убежище — Мексику. В Чили они ехали на инаугурацию (намеченную на 11 марта) Патрисио Эйлвина, первого с 1973 г. демократически избранного президента страны. Наконец-то Гарсиа Маркес получил некоторое удовлетворение от отставки Пиночета, который, как и сандинисты, потерпел поражение на выборах (но не ушел из политики). Писатель встречал Пиночета в Вашингтоне на подписании договора о Панамском канале в 1977 г., как раз во время своей «литературной забастовки» (которую он устроил из-за того, что Пиночет пришел к власти). Теперь они снова вместе присутствовали на церемонии, где из них двоих чилийский генерал, должно быть, чувствовал себя гораздо менее комфортно. (Лондонская The Financial Times не преминула заметить, что Пиночет теперь «блуждает в своем лабиринте»^[1202].) Во время того визита Гарсиа Маркес принял участие в церемонии, которая произвела на него особое впечатление, — в повторном открытии (это был символический жест) Дома-музея Пабло Неруды в Испа-Негра, месте паломничества, закрытого диктатором на семнадцать лет. Его сопровождали Хосе Доносо, Хорхе Эдвардс, поэт Никанор Парра и председатель нового правительства Энрике Корреа.

Избранный в мае сорокатрехлетний Гавириа вступил в августе в должность. Он сразу же обратился к Национальному учредительному собранию с инициативой реформировать систему государственного правления: действовавшая тогда конституция Колумбии была принята еще в 1886 г., при единственном президенте-costeño Рафаэле Нуньесе, — и, конечно же, именно этого ждал от Гавириа Гарсиа Маркес, всегда говоривший, что старая конституция — это просто «теория». (4 сентября El País спросила у писателя, является ли он сторонником Гавириа^[1203]. Пока нет — был ответ. Но вскоре он им станет.) Новая конституция пересматривала государственное устройство страны и могла бы привести ее к совершенно иному будущему. 27 августа Гарсиа Маркес был выдвинут кандидатом в Учредительное собрание, которому поручили разработать новый документ. Следующие несколько месяцев пресса будет активно обсуждать возможное участие писателя в разработке нового проекта, с огромным удовольствием указывая на такие противоречивые факторы, как то, что Маркес является «другом диктаторов» и ни разу в своей жизни не голосовал на выборах.

Первые шаги Гавириа на посту президента были весьма конструктивными, но наркоторговцы не дали ему расслабиться, возобновив политику террора в тот же месяц, когда состоялась инаугурация. 30 августа гангстеры, работавшие на Пабло Эскобара, похитили журналистку Диану Турбай, дочь экс-президента Хулио Сесара Турбая, и вместе с ней еще пятерых репортеров. 31 августа бандиты попытались похитить работавшего на радио обозревателя Ямида Амата. Эти и другие им подобные события четыре года спустя лягут в основу документального произведения Гарсиа Маркеса «Известие о похищении», хотя в тот момент их смысл не был ясен даже ему. 3 сентября он придумал вторую фразу своего нового лозунга. Первая уже была знакома: «Времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними». Вторая, новая, звучала так: «Только Фидель может изменить Кубу. А вот Соединенным Штатам всегда нужен жупел»^[1204] Остроумно, но сомнительно, что он советовался с Фиделем по поводу необходимости перемен на Кубе. Разумеется, сам Кастро публично о том никогда не говорил, но вскоре ему придется признать, что без экономической помощи СССР его страна оказалась в тяжелом положении, тем более что США эмбарго по-прежнему не отменяли. На Кубе будет объявлен так называемый особый период строжайшей экономии.